Билет в ад - Лоран Ботти Страница 48

— Далеко еще? — спросила она.

Мелкий паршивец даже не обернулся — должно быть, в ушах у него были наушники от плеера (проверить, так ли это, не позволяли низко надвинутая шапка и наброшенный поверх нее капюшон). На всякий случай Клео покрепче сжала рукоятку восьмизарядного «Смит-и-Вессона» 317-го калибра, который благодаря небольшому весу почти не ощущался в кармане шубы. Она никогда не питала чисто мужского пристрастия к оружию, но понимала, что если несколько ее подручных захотят увидеть на ее месте кого-то другого, то они, скорее всего, попытаются прикончить ее либо вот в таком дешевом квартале, либо где-нибудь на подземной парковке.

Вдруг рэпер резко остановился перед металлической дверью и постучал в нее каким-то условным стуком, чередуя частые и редкие удары, словно в азбуке Морзе. Потом окликнул:

— Хей, Жам!

Дверь приоткрылась, из-за нее показалась голова Жамеля Зерруки. При виде знакомого лица Вдова невольно вздохнула с облегчением. И тут же подумала, что стареет.

— Он здесь, — вполголоса сообщил Жамель. — Его малость помяли, но нам повезло, что мы его вообще нашли. Очень уж он орал — видно, просек, что его ждет…

Потом, обернувшись к рэперу, добавил:

— Мурад, постой на стреме. Вон там, у лестницы. Если какой шухер, жми вот эту кнопку. — И передал мальчишке «уоки-токи».

Человек, о котором шла речь, был привязан к стулу. На глазах у него была повязка, рот залеплен широкой серебристой клейкой лентой. Из носа, напоминавшего готовый распуститься тюльпан, струилась кровь.

Найти его оказалось на удивление просто: Ольге пришлось сделать всего несколько телефонных звонков, чтобы выяснить, что приятель покойной Брижитт был постоянным клиентом одного распространителя наркотиков, работавшего на Вдову. Этот тип знал еще одного парня, тот — еще одного; последний и сообщил, где можно найти нужного Клео человека, которого в настоящее время разыскивала вся парижская полиция. Но люди Вдовы нашли его первыми — в небольшом дешевом кафе недалеко от площади Гамбетты.

Двадцать минут спустя он уже лежал связанным в багажнике «БМВ», направлявшегося в район Олней-су-Буа, в то время как полицейские обыскивали его квартиру.

Клео в очередной раз была поражена таким совпадением и той легкостью, с которой ей удалось достичь желаемого. События разворачивались как по заказу — словно красная ковровая дорожка, которую мир стелил ей под ноги… По этой дорожке она дойдет прямиком до заветного билета.

Перст божий…

Больше не обращая внимания на окружающую обстановку, она приблизилась к человеку и резким жестом сдернула повязку с его глаз. Человек — худой, ничем не примечательный мужчина лет тридцати — захлопал глазами и замычал что-то невразумительное. Затем уставился на Клео с неприкрытым ужасом.

Она приложила к его губам, заклеенным липкой лентой, свой указательный палец с длинным наманикюренным ногтем:

— Т-с-с-с… Я знаю, что мой друг слегка перестарался, но у него была для этого серьезная причина. Я не сделаю тебе ничего плохого, просто задам несколько вопросов. Вот что мы сейчас сделаем: я избавлю тебя от кляпа, а ты пообещай, что не будешь кричать… просто ответишь на мои вопросы.

Глаза человека расширились еще больше.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но я не имею ничего общего с тем или теми, кто убил твою подружку, — добавила Клео успокаивающим тоном.

В глазах человека промелькнуло облегчение. Он слабо кивнул.

— Ну что ж, тогда… — Она вынула из сумочки фотографию. — Ты готов?

И когда человек снова кивнул, отклеила липкую ленту с его рта — на сей раз осторожно, с почти материнской заботой.

— Теперь тебе легче дышать, не так ли? В таком случае, ты сможешь рассказать мне все, что знаешь об этой женщине…

При последних словах на лице пленника отразилось отчаяние, но потом он взглянул на фотографию, и оно сменилось удивлением. Он нахмурился. И наконец заговорил.

Вдова, склонившись над ним, внимательно слушала. Как выяснилось, он знал не так уж и много. Хотя, впрочем, достаточно. Увлечение наркотиками, реабилитационная клиника, бегство, муж-тиран… Клео задавала вопросы, выясняла детали, выпытывала подробности, даже самые незначительные. Пленник, судя по всему, не пытался ничего от нее скрыть, но… «Вы понимаете, я даже не был знаком с ней лично… это Брижитт мне о ней рассказывала…»

Вспомнив о Брижитт, он утратил остатки самообладания и разрыдался. Вдова поняла, что больше ничего ценного от него не услышит.

Она сделала знак Жамелю, который все это время держался на расстоянии, в глубине комнаты. Ее помощник приблизился и без лишних слов засунул в рот пленнику грязную тряпку, одновременно зажав ему ноздри двумя пальцами. Тот захрипел.

Клео закрыла за собой дверь еще до того, как несчастный испустил последний вздох.

Пора принимать таблетки, мадемуазель Жермон… Шарли вышла из оцепенения и повернула голову к вошедшему. Его невероятно бледное лицо было почти неразличимо на фоне белых стен и его собственного медицинского халата — идеально чистого, сияющего ослепительной, почти невыносимой для глаз белизной. В комнате не было почти никакой обстановки, лишь на стенах висели какие-то странные схемы в строгих металлических рамках, напоминавшие астрологические карты.

— Спасибо, Жозеф…

Был ли это Жозеф? С другого конца комнаты Шарли этого не видела. Однако она, скорее всего, не ошиблась — она научилась распознавать присутствие этого человека, поскольку он находился рядом с ней почти постоянно на протяжении многих дней… или месяцев?..

Сколько же именно? Месяц?.. Два?..

Она должна была вспомнить. В последнее время ее память стала улучшаться, даже приобретать какую-то новую силу… Воспоминания возвращались к ней. Она стала даже вспоминать многие эпизоды из самого раннего детства, хранящиеся где-то в потаенных глубинах сознания.

Она обсуждала этот феномен с доктором Ансе. Он был в полном восторге — такой результат подтверждал эффективность проводимой им терапии.

— Вспоминая эти сцены и заново переживая те эмоции, которые их сопровождали, ты тем самым избавляешься от них, очищаешь от них сознание — примерно так же, как организм очищают от шлаков… Теперь ты сможешь без помех думать о будущем, оставив в прошлом все, что привело тебя к саморазрушению…

Некая смутная интуиция, чей голос был слышен даже сквозь ватный туман, в котором пребывало сознание Шарли, заставила ее умолчать о том, что в большинстве ее воспоминаний присутствует мать, и ее присутствие невыносимо тяжело, даже губительно… каждое из таких воспоминаний было как новый барьер, отделяющий их друг от друга…

Итак, она должна была вспомнить имя санитара: кажется, Жозеф (или Жильбер?..). Но ирония ситуации заключалась в том, что если далекое прошлое вспоминалось в мельчайших подробностях, то настоящее было каким-то смутным, расплывчатым, вневременным…