Хороший отец - Ной Хоули Страница 49

Линолеумный пол, стены покрыты блеклым деревянным шпоном. Дэниел вырос в городах побережья, где на оружие было наложено табу. Больше всего в этом магазинчике его поразила обыкновенность, обыденность, словно покупка оружия не отличалась от покупки цепей на колеса или штукатурки для стен. Не было даже искусственного блеска, окружающего покупку нового телевизора, когда множество экранов переливаются галлюциногенными цветами под летний блокбастер – «Восторг!» В этом магазинчике он понял, что в стране есть места, где оружие – простой инструмент, вроде граблей и лопаты. Несколько унций металла и смазки, конечно, опасны, но ведь опасна и бензопила, и жидкость для прочистки стока раковины. Здесь не было тех мифов, которые связываются с оружием на вечеринках в Верхнем Вестсайде или на благотворительных сборах в Беверли-Хиллз. И вот он стоял на девятистах квадратных футах полутени, выбирая инструмент, который мог пригодиться или не пригодиться для работы, с которой он еще не определился.

Женщина, когда он вошел, выключила телевизор и, бодро поздоровавшись, спросила, чем могла бы помочь. Он сказал, что подумывал купить оружие – в первый раз. Она спросила, имел он в виду пистолет или винтовку. Он выбрал пистолет. Оружие, укладывающееся в руку. Он старался держаться небрежно, как плотник при покупке молотка или домохозяйка, запасающаяся средством для мытья посуды.

Бородача звали Джерри. Об этом он узнал, когда женщина велела Джерри убрать чертов сэндвич и помочь юноше.

Джерри прибрал завтрак и ушел в заднюю комнату.

– У нас действует особое предложение на девятимиллиметровые, – сказала женщина. – «Глоки». Всю сумму сразу, но предусмотрен возврат по почте.

Он оглядел ряды револьверов: курносых, длинноствольных. Блестящий металлический инструмент с твердыми деревянными рукоятками. Он подумал, что ему нужна мечта об оружии. Его не интересовал ни вес, ни размер. Он не нуждался в том, чтобы производить впечатление – в «Магнум» с титановым стволом. Он не собирался хвастаться. Он искал тайну.

Взгляд перешел на витрины, вбирая геометрию обойм и спусковых скоб. Твердые предметы машинной выработки с ручной отделкой. Оружие волновало не так, как волнуют современные автоматы. Все это было для закоренелых луддитов: легко расчленить, разобрать и собрать заново. Легко чистить и смазывать. Легко зарядить, легко выстрелить.

– Можно посмотреть этот? – спросил он, указав на полуавтоматический «Смит-и-Вессон», компактный, матово-черный.

Женщина отперла ящик и сняла оружие с подставки. Развернула на стекле серую тряпицу и положила на нее пистолет.

– Компактный, сорокового калибра, – пояснила она. – Очень надежный. Хорошая убойная сила, полимерная основа, ствол из нержавеющей стали.

Он коснулся оружия, подсунул под него большой палец, и пистолет очутился в руке. Легкий, пластмасса едва ощущалась.

– Сколько патронов в обойме? – спросил он.

– Одиннадцать, – ответила женщина.

Стоя со «Смит-и-Вессоном» в руке, он вспомнил Бонни Киркленд. Вспомнил мексиканцев и нож за голенищем. Айова вспоминалась как фильм, просмотренный в самолете. Он поднял пистолет и навел его на одну из мишеней. Стал соображать: как понимать, что он каждый раз получает оружие от женщин. Неужели простое совпадение?

– Еще у меня есть компактный «Глок» и «Ругер», – сказала она. – И, как я уже говорила, по «Глокам» особое предложение.

Он смотрел вдоль ствола. На выбранной мишени было две фигуры: силуэт мужчины, укрывшегося за светлой женской фигуркой. Мужчина был преступником, женщина – заложницей. Он смотрел вдоль ствола, незаметно переводя прицел с фигуры на фигуру. Преступник, жертва. Преступник, жертва. Он думал о том, что же такое совершила в жизни эта нарисованная женщина, что привело ее сюда, в бесконечную трагедию.

– Похоже, это любовь, – сказала женщина.

Она шутила, но он услышал не слова, а тон. Тон намекал, что еще несколько секунд молчания – и она задумается насчет него. Обернувшись к продавщице, он опустил пистолет стволом в пол.

– Нельзя ли его попробовать?

Женщина улыбнулась, предвкушая продажу. Спросила, какую ему повесить мишень. Он указал на трагедию с заложницей, и она, раскрыв стремянку, сняла листок.

Сейчас, в библиотеке, он вспомнил припрятанный в студенческом доме пистолет. Он не отваживался носить его с собой, расхаживать по улицам с 40-миллиметровым пистолетом, прижимающимся к пояснице, но к тайнику наведывался. Накануне прогулял его в парке, не больше пятнадцати минут, чувствуя, как трется о кожу пластмассовая рукоять. Это походило на эрекцию – горячечный, неотступный стояк тринадцатилетнего подростка, только что открывшего кусок плоти у себя между ног, но еще не знающего, как им пользоваться.

Держа в руках русских романистов и беседуя с девушкой в белых брючках, он улыбался. У него была тайна, а в тайне крылась власть. Волк или овца? Он уже знал ответ. Девушка улыбнулась, смахнула с лица волосы.

– Я вас здесь видела, – сказала она. – Последние несколько недель. Только обычно вы занимались историей Америки.

У него по телу пробежало тепло. Она его замечала.

– Я путешествую, – сказал он. – Выехал из Нью-Йорка.

– Ух ты! Всегда мечтала побывать в Нью-Йорке. Я из Сан-Антонио.

– Я пожил немного в Айове, – рассказал он. – Но и Техас мне нравится. В нем чувствуется что-то важное. Место, где происходят важные события.

– Нам нравится так думать, – кивнула она. – Хотя лично я хотела бы жить в Москве на переломе веков. Или в двадцатом веке. Или в Санкт-Петербурге. До революции. Эти страстные русские, долгие зимы, широкополые шляпы.

– Шляпы и у вас широкополые, – заметил он.

Она рассмеялась:

– Правда.

– По-моему, – сказал он, – это нормально: мечтать жить где-то не здесь. Идеализировать чужое время. Мне кажется, все чувствуют, что жили бы лучше, будь они кем-то другим.

Она присмотрелась к нему:

– Что за трип?

– В смысле?

– Ты учишься? Или сбежал из дома?

Он не знал, как это описать, что ответить. Под ее взглядом он чувствовал себя лентой рулетки, сматывающейся в рулон, исчезающей дюйм за дюймом.

– Любопытно, – сказал он, – что ты назвала путешествие тем же словом, которым называют уход.

И улыбнулся, показывая, что шутит. Она ответила улыбкой. В ее глазах словно что-то щелкнуло:

– Я Натали.

Девушка протянула руку.

– Картер, – назвался он. – Картер Аллен Кэш.

На американский Запад весна пришла рано. Во всяком случае, если верить местным на улицах и в магазинах Колорадо-Спрингс. Они цокали языками и толковали о глобальном потеплении. Кое-кто кивал головой на юг и говорил, что это «их работа». Под «ними» в данном случае подразумевались военные «НОРАД», чей бункер притаился в сердце горы Шайенн у самого города. Семья Алленов поселилась в Колорадо-Спрингс в январе – принесло зимними ветрами. Мы покинули Восточное побережье под покровом ночи сразу после Нового года – и нас, как оторвавшийся айсберг, понесло на запад. После благополучной привилегированной жизни в богатом пригороде Нью-Йорка было странно очутиться в кварталах рабочего запада, в окружении ковбойской символики и больших универмагов.