Киллер с пропеллером на мотороллере - Алексей Тарновицкий Страница 60

Новоявленский печально кивнул.

В лимузин я садилась с императорским понтом: шофер по стойке «смирно», сопровождающий — в поклоне у распахнутой дверцы. Пространство внутри напоминало вагонное купе. Мой спутник тоже сел сзади и захлопнул дверь.

— Ну что, давай знакомиться? — сказал он, без обиняков переходя на «ты». — Я — Саша. Так и зови, без церемоний.

«Лучше бы все-таки с церемониями, — подумала я. — Но черт с тобой, не ссориться же с самого начала. Нам еще вместе ехать часа четыре…»

Я усмехнулась, принимая предложенный тон.

— Что ж, давай так. Я — тоже Саша.

— Тезка! — восхитился он. — Везет мне, тезка!

Автомобиль плавно тронулся с места.

— Везет? Почему же?

Саша развел руками:

— Знала бы ты, как иногда хочется поговорить по-русски. Тут это редко получается. Чурки, что с них возьмешь, — по-нашему не разумеют. А кто худо-бедно разумеет, тот не хочет. Не любят, сволочи, нашего брата. Чехи, австрияки, немцы… Лопочут на своей тарабарщине, поневоле приходится по-ихне-му. Даже я вот наловчился. А мне еще училка английского в школе говорила: у тебя, Вострецов, способности к языкам — ноль без палочки! Ее бы сюда, дуру, поглядел бы я на ейную палочку!

Он рассмеялся и откинул крышку ящика между сиденьями. В полумраке салона вспыхнул свет, заиграл на гранях бокалов, на стекле бутылок. Бар! Настоящий бар внутри машины!

— Угощайся, тезка. Все на халяву, счет не выставят, не боись. Чего тебе налить — шампусика? Или чего покрепче?

— Рановато для «покрепче», — солидно ответила я. — Сок там есть? Апельсиновый?

— Как скажешь, красивая… — Он ловко выудил из бара нужную бутылку. — Вот ведь брусчатка хренова, и не налить спокойно. Ничего, сейчас на асфальт выйдем. Дороги тут хорошие, не Афган какой-нибудь…

Парень налил мне стакан сока, а себе плеснул приличную порцию виски.

— Ну, будем!

Мы чокнулись и выпили. Лимузин вырулил на широкое шоссе и уверенно набрал скорость.

— Как ты сюда попал-то? — спросила я.

Он пожал плечами:

— Как и ты. Ты вот с боссом ездишь, так?

Я подумала и кивнула:

— Так

— Вот и я с боссом. Сначала рулил, а теперь вот еще… — Саша помялся. — Поручения всякие… Рулить-то я хорошо умею, даже слишком. Хотя прав нет и не было никогда.

— Это как же?

— Да вот так Я ж с колхоза, с Новгородской области. Есть там такой… Дворищи называется. Ничего название, а, тезка? — Он допил виски и сразу плеснул еще. — Там за руль сызмальства садятся. Грузовики, трактора… Мужики-то все пьяные еще с утра, вот мальцы и изгаляются, как бог на душу положит. Бывает, и машину угробит, и сам угробится, а всем плевать. Дворищи…

Парень помолчал, глядя в окно и явно видя там что-то отличное от ухоженных чешских полей. Я ждала продолжения.

— Ну вот… — сказал он. — Случай такой, судьба. Я уже на дембеле ошивался, под Душанбе, ждал поезда на Москву. Комроты вызвал. Прихожу, а у него как раз этот сидит, мой будущий босс, Вацлав который.

— Биляк? — уточнила я.

— Он самый. Комроты мне: вот, говорит, Вострецов, товарищ из братской соцстраны. Спрашивает, есть ли у меня отчаянные водилы, которые еще и стрелять умеют. Вот я, говорит, о тебе и вспомнил. Хочешь поработать? Заграница, прибарахлишься, деньжат накопишь… А что делать-то, говорю, какая работа? А комроты: а тебе не все ли равно? Ну, я и прикинул, тезка: мне и впрямь ведь все равно. На хрена мне эти Дворищи обос… ну, понимаешь, что я хочу сказать.

Я молча кивнула. Еще бы не понимать.

Саша задумчиво покачал головой:

— Я еще спросил, мол, как же без языков-то? У меня, говорю, способности к языкам ноль без палочки. Туг уже Вацлав ответил. Ты, говорит, со мной будешь ездить, а я русский знаю. Мне, говорит, как раз такой водитель сейчас нужен — чтобы только по-русски кумекал… Вот так я здесь и оказался, тезка. Думал — три-четыре месяца покантуюсь, прибарахлюсь — и домой, в Россию. Ан вот — задержался, скоро два года будет… Ничего, если я закурю? Ты не боись, тут вентиляция хорошая.

— Кури, — разрешила я. — Значит, все-таки, домой, в Дворищи?

— Не, в какие Дворищи? — возмутился он. — В Москву, в Питер, в Свердловск… В городах я везде пригожусь. А Дворищи, мать их… что меня там ждет? У меня, тезка, и нет никого. Был когда-то дружок один, еще с учебки. Вадька такой. Был да сплыл. Эх… давай-ка еще по разику!

— Ну, налей тогда и мне. Там белое сухое есть?

— Всё есть… — Саша протянул мне стакан. — Нас с этим Вадькой вместе чморили. Полгода в учебке, полгода в Афгане. Афган, тезка, это ад. Жратва паршивая, потому что воруют по-черному. Медицины — считай, что и нет. Попал на дизентерию — хоть все кишки высри, никто не поможет. Командиры — говно, трусы и сволочи. Наркота повсюду, и не трава даже — трава вовсе не в счет. Героин. В тылу торгуют всем, чем придется. Камешки, героин тот же. В цин-новый гроб запаяют заместо трупа и вперед, получателям…

Он говорил и говорил, без остановки — наверно, оттого, что слишком долго не находил собеседника, да и выпивка тоже развязывала язык. Я уже и не рада была такому попутчику: лучше четыре часа провести в полном молчании, чем выслушивать подобные истории. Мне не хотелось об этом знать — просто не хотелось. Мои ровесники — те, что попали в армию, — демобилизовались как раз накануне войны, так что никто из одноклассников или однокурсников не мог рассказать ни о чем похожем на то, о чем говорил сейчас Саша. И хорошо, что так; я никогда не лезла в политику, никогда. Где этот ужасный Афган — и где я? На разных полюсах, если не дальше…

— Ладно, оставь, Саша, — сказала я. — Не будем о грустном.

Он не услышал.

— А бьют — как там бьют! Вадьку избили в первый же день… — Саша скрипнул зубами. — До полусмерти. А я не вступился, испугался. Был там такой дед Степаненко, сержант, здоровущий, как трактор. Кто, говорит, у него кореш? Что, нету кореша у чела? Ну, говорю, я его кореш. Хорошо, говорит Степаненко. Подними его на ноги и деритесь, вы двое, между собой. И чтобы до крови! Зачем, говорю, он же мой кореш… Дерись, а то хуже будет! Ну и постучали мы с Вадькой друг друга по мордам. Потом-то я понял зачем: для прикрытия. Если один молодой избит, то это избиение, дедовщина, старослужащим выговор. А если двое молодых подрались, то это не ЧП, а так, ерунда, наряды…

Мой сопровождающий выпил залпом и налил еще.

— Он уши коллекционировал, этот Степаненко. Едем на броне, встречаем караван ихний, останавливаем. Обыскать! Нашли ружье — кончаем всех. Ослов тоже. Чтоб ни одной живой души не осталось. А потом Степаненко вынимает свой ножик — и ну уши резать. Человечьи — ослиные-то больно габаритные… ха-ха… Специально носил с собой — складной такой ножик, с кривым лезвием, маленький, острый, как бритва… — Он мельком взглянул на меня и пояснил: — Штык-нож, который на автомате, хрен наточишь, им только колоть. На уши не годится, ровненько не отрежешь.