Гонки со смертью - Мэг Гардинер Страница 66

Дверь в кабинет открылась, и доктор Кантуэлл кивком пригласил нас войти.

Белый халат буквально лип к нему, живот нависал над ремнем, галстук съехал в сторону. Он плюхнулся к себе за стол и провел рукой по лысоватой голове.

— Вашему приходу, детектив, я, пожалуй, не удивлен, а вот Эван… Эван я не ожидал здесь увидеть.

Томми без промедления приступил к делу:

— Как скоро после того взрыва Морин Суэйзи попросила вас взяться за наблюдение за нашим здоровьем?

— Почти сразу. — Он теребил заколку на галстуке. — Я рад, что вы приступили к разговору напрямик, безо всяких там любезностей. Доктор Суэйзи обратилась ко мне примерно через неделю после того взрыва. Она попросила провести подготовительную работу с родителями, чтобы в дальнейшем отслеживать любые проблемы с вашим здоровьем. Она была очень обеспокоена.

— А кто именно имел доступ к нашим медицинским картам?

— Школьное руководство и отдел передовых исследований военно-морской базы.

— Иными словами, вы и Суэйзи. — Томми полез в карман за сигаретами, но вовремя остановился. — В частности, вы имели постоянный доступ к любым записям в медицинских картах целого класса.

— Нет, не целого. Не все родители подписали разрешения. — Кантуэлл выразительно посмотрел на меня. — Например, ваша мать отказалась. И доступ к вашей карте у нас был только до окончания вами школы. После этого вы могли аннулировать официальное разрешение.

— Могли. И многие так поступили? — спросил Томми.

Доктор Кантуэлл отвел взгляд в сторону.

— Вы что же, не помните, сколько человек это сделало по достижении восемнадцатилетнего возраста?

Кантуэлл покраснел.

— Хорошо. А сейчас Суэйзи получает отчеты о нашем здоровье?

— Конечно, нет! Ее проект закрылся еще тогда, и она занялась другими вещами. Она не дает о себе знать почти двадцать лет, и приблизительно столько же времени ко мне не обращался никто с военной базы.

— Понятно. Но если это не она снабжает Койота нашими медицинскими данными, то кто же? Вы?

Кантуэлл прямо-таки застыл на месте.

— Вы были школьным доктором, а значит, имели доступ к нашим медицинским картам. Ко всем, а не только к картам тех детей, чьи родители являлись вашими постоянными пациентами. Эту информацию вы сплавляли кому-то или, может быть, продавали?

— О чем это вы? Я не пойму!

— Койот получает информацию о нашем классе, и думаю, она утекает из этого кабинета.

— Господи, да что вы такое говорите! Да разве я пошел бы когда-нибудь на подобное?!

— Тогда кто? Кто это делает? Ваша секретарша? Ваш помощник по ведению документации? Есть ли у вас в компьютере противовзломные программы, не позволяющие добраться к информации извне? Связан ли он напрямую с компьютерной сетью городской больницы Чайна-Лейк?

Кантуэлл краснел все больше. От его непринужденности не осталось и следа.

Томми нервно ерзал на стуле.

— Ладно, я вернусь сюда с ордером на обыск и допрошу весь ваш персонал. А сейчас скажите: когда вы поняли, что наш класс получил серьезное заболевание?

Кантуэлл на мгновение расслабился, попытался изобразить на лице беспомощную добродушную улыбку, но не сумел. Пальцы его нервно теребили заколку на галстуке.

— Ну же, доктор! — поторопил Томми.

Кантуэлл сидел, зажавшись, и молчал. Тогда в разговор вступила я:

— Фиби Чэдуик, Шэннон Грубер, Линда Гарсиа, Дана Уэст, а возможно, и Шэрлин Джексон — все они, как нам известно, страдали определенной формой коровьего бешенства. Сейчас им больна также и Валери Скиннер.

— Так когда вы узнали об этом, доктор Кантуэлл? — повторил свой вопрос Томми.

Кантуэлл растерянно смотрел перед собой.

— Забавная деталь, — сказала я, — но на встрече выпускников Валери не захотела общаться с вами, потому что не считает вас толковым доктором.

Я ждала, что он хоть как-то отреагирует. И он сделал это.

— Но Валери советовалась со мной! У нее патологическая бессонница и множество синяков, потому что она не чувствует боли. Мозг ее изъеден дырами, и доктора уже боятся проводить какие-либо инвазионные тесты. [1]Твердят ей о крахмалистых бляшках и губчатой энцефалопатии. — Он не говорил, а, скорее, невнятно бормотал. — То же самое я подозревал и у Шэннон Грубер. У нее были приступы панического страха и патологическая бессонница.

Мне сделалось не по себе.

— И вы знали, что это коровье бешенство?

— Я понял это далеко не сразу. Линда Гарсиа была моей пациенткой. Ее анорексия являлась вторичным признаком и наступила уже после патологической бессонницы и сенсорных расстройств. Вот тогда я и понял это.

Томми был растерян и, похоже, не верил своим ушам.

— И вы ничего не предприняли?!

— Они были моими пациентами. Я лечил их как мог.

Я сглотнула ком в пересохшем горле.

— А когда вы поняли, что это заболевание вызывает врожденные дефекты у детей?

Нет ничего хуже наблюдать за человеком, который от растерянности и страха уходит в себя. Он сидел, съежившись, и пялился на печать на столе. Потом и вовсе уронил голову на грудь. Он все молчал и молчал и вдруг, шумно всхлипнув, разрыдался.

Мы с Томми потеряли дар речи, только изумленно смотрели на него.

— Я не знал, что все так получится. Я не знал! Вы должны мне поверить!

Кантуэлл провел рукой по лицу и отвернулся, скрывая стыд.

— Линда Гарсиа. Она заболела, потеряв ребенка.

— Какого ребенка? — еле выдавила я.

— Он родился на девять недель раньше, с глубокими неврологическими патологиями, и умер вскоре после рождения. — Доктор резко повернулся к нам на вращающемся стуле, глаза его покраснели от слез. — И вы не вполне правильно поняли. Речь шла не о врожденных дефектах, а о вещах, гораздо более страшных.

Я схватилась за подлокотники. Томми озабоченно взглянул на меня.

— Тератогенезис. Знаете такое слово? — спросил Кантуэлл.

Я покачала головой, хоть слово и показалось мне знакомым.

— В древнегреческом «teras» — это «чудовище», «зверь». Если перевести буквально, то получится «рождающий чудовищ».

Томми яростно сжал кулаки:

— Что-о?!

— Антиболевая вакцина, — сказала я.

Кантуэлл кивнул:

— Да. Эта вакцина может вызывать злокачественные врожденные новообразования, но не только. Она не просто тератогенна, но и мутагенна.