Амнезия - Сэм Тэйлор Страница 66

Он перебирал фотографии, ощупывал вещи, а вокруг кружились воспоминания. Дюжины, сотни воспоминаний — настоящая пыльная буря. Как это ни странно, однако Джеймсу не удалось обнаружить ни одного собственного снимка, ни единого упоминания о себе в блокнотах. Как же так, недоумевал он, я помню эти лица, имена, эти куртки и рубашки. Они удивительно подходят мне, заполняют дыры в моей памяти, а меня самого в них нет. Словно кто-то стер из этой истории упоминание обо мне.

Внезапно его озарила догадка. Все так просто, мысленно воскликнул Джеймс. С чего это я решил, что эти вещи и фотографии принадлежат Малькольму Трюви? А что, если они мои собственные? Это объясняет, почему меня нет на фотографиях, — просто я в тот миг щелкал затвором. И почему обо мне не упоминается в блокнотах — для автора я никакой не Джеймс Пэдью, а я, я сам. И старая пластинка, которую я считал потерянной, тоже принадлежит мне.

Но если так, то зачем все эти вещи Малькольму Трюви? Кто он? Джеймс приложил ладони к лицу. Голова кружилась, свет в комнате медленно угасал. Он не ел с утра и чуть не падал с ног от усталости и голода.

Джеймс спустился вниз. Снова зазвонил телефон. Кто же так отчаянно, так терпеливо пытается дозвониться?

Джеймс вошел в спальню и, прежде чем задернуть шторы, выглянул в окно. Ветки каштана качались на ветру; от припаркованного фургона на тротуар падала тень; свет из окон в доме напротив рассеивал синие сумерки, но поверх этой картинки в окне маячило лицо. Поначалу Джеймс решил, что это лицо Малькольма Трюви, но после мгновенной паники понял, что видит собственное отражение. Он отступил от окна и всмотрелся. Как странно, да я просто вылитый…

— Так и есть, — прошептал Джеймс, — все сходится.

Вот почему он получал письма, адресованные Малькольму Трюви, вот почему его ненавидит Грэм Оливер. Именно поэтому Джеймс так сочувствовал Мартину Твейту! И песня. Это он ее сочинил. И он же, Малькольм Трюви, — автор «Признаний убийцы». Значит, он, Джеймс, и есть Малькольм Трюви! Джеймс вспомнил лицо Трюви в витрине секс-шопа. Тогда его глаза встретились с зеркальным стеклом. Так значит, он смотрел на собственное отражение!

Несколько мгновений Джеймс сидел словно загипнотизированный. Затем в уши снова вторгся назойливый звонок. Только теперь, раз он и есть Малькольм Трюви, на другом конце провода вполне может оказаться… э… Анна Вэлери! Вот моя цель, мой секрет, мой грааль!

Он вытащил из ящика для инструментов ножовку и принялся пилить деревянный ящик. Стон металлических зубьев заглушал звон. Не успею, с отчаянием понял Джеймс. Пока я допилю, там положат трубку. Вспомнив, что в сарае должен лежать топор, он выскочил из дома. В саду было темно, и Джеймс не сразу нашел сарай. Все это время он молился, чтобы на том конце не вешали трубку. Схватив топор, Джеймс бегом вернулся в дом. Тяжело дыша, он стоял перед белым ящиком. Перед глазами плыло. Какое-то мгновение Джеймс слышал только звук собственного дыхания и уже решил, что телефон навеки умолк, потом заставил себя дышать медленнее и прислушался.

Тр-р-р-р-р-р. Тр-р-р-р-р-р.

Джеймс размахнулся и обрушил топор на деревянный ящик. Полетели щепки. От удара трубка соскочила и теперь висела на проводе. Джеймс швырнул топор на пол и поднес трубку к уху.

— Слушаю.

Молчание. У Джеймса упало сердце.

— Алло, — произнес на том конце провода женский голос.

Джеймс чуть не крикнул «Анна?», но голос (холодный и механический) перебил:

— Я звоню по поручению Малькольма Трюви. Он хотел бы поговорить с вами.

У Джеймса перехватило дыхание. По поручению Малькольма Трюви?

— Мистер Трюви зайдет к вам завтра. Вы будете дома в девять утра?

— Буду, — выдавил Джеймс.

— Хорошо. — И женщина повесила трубку.

Джеймс налил стакан вина и погрузился в размышления. Завтра к нему в гости придет Малькольм Трюви. Тот, кого он так упорно выслеживал, желая вывести на чистую воду, хочет с ним поговорить. Что бы это значило? Поежившись, Джеймс вспомнил примечание к истории жизни Томаса Риала. Человека, обвинявшего философа в смерти товарища по университету, звали М. Трюви. Возможно, это не я его преследую, а он меня? Что, если это Малькольм Трюви хочет вывести на чистую воду Джеймса Пэдью?

Несколько минут он лежал в постели, сквозь сон прислушиваясь к странным звукам. Дзы-ы-ынь. Бух-бух. После бессонной ночи голова раскалывалась. Дзы-ы-ынь. Бу-бух. Джеймс натянул халат и вышел в коридор. На часах было 8.59. Едва дыша от страха, он отпер дверь.

Перед ним стоял пожилой мужчина. Самый обычный, без особых примет.

— Доброе утро, — поздоровался незнакомец.

— Доброе утро, — ответил Джеймс.

— Меня зовут Малькольм Трюви, — сказал мужчина.

— Как?

— Малькольм Трюви, — повторил тот. — Моя секретарша звонила вам вчера вечером. Я состою в британском клубе игроков в скраббл.

— Как?

— В клубе любителей головоломок и игры в скраббл, — терпеливо повторил мужчина. — Я живу в доме номер двенадцать по Лаф-стрит. Вчера я разговаривал с почтальоном, и он вспомнил, что, кажется, доставил пару писем на мое имя по вашему адресу. Я подумал тогда, что это очень странно, а потом понял: это те самые письма!

— Те самые?

— Письма от британского клуба игроков в скраббл. Каждый месяц клуб шлет своим членам девять случайно отобранных компьютером букв, и мы должны составить из них слова. Увлекательнейшее занятие! Можно выиграть кучу призов. Они называют это Днем красного письма, хотя на самом деле письмо самое обычное. Так вот, свои письма я не получил! И тогда я раскинул мозгами и решил позвонить в лондонскую штаб-квартиру клуба. Попросил сверить адрес. Догадайтесь, что они мне ответили. Они посылали письма на Лаф-стрит, номер двадцать один! Кто-то переставил цифры в номере дома местами. Вот так головоломка! — Довольный собственной остротой, мужчина рассмеялся.

— И… что?

— Вот я и пришел спросить, может быть, вы получали письма на мое имя? На имя Малькольма Трюви?

Пожилой мужчина с надеждой смотрел на Джеймса.

— Не получал, — ответил Джеймс и закрыл дверь.

Все утро Джеймс просидел в белом кресле. Он не ел, не двигался с места, а только дышал и молча смотрел в пространство. Уже не первый раз он ощущал себя детективом из чужой повести. Детективом, который вместо того, чтобы приблизиться к разгадке тайны, с каждой главой все дальше удаляется от нее.

Кто-то должен написать такую повесть, вяло размышлял он. Тайна, которая не будет раскрыта в последней главе, а дана лишь смутными намеками, где-нибудь посередине повествования, словно назойливая мелодия, которую вы никак не можете вспомнить. Мелодия эта стоит в ушах, без начала и конца, меняясь с каждым прошедшим днем, иногда полностью забываясь, иногда снова возвращаясь, но всегда не прямо, а кружными путями.