Икона и крест - Билл Нэйпир Страница 9

Теперь я встречал обыкновенных прохожих, которые почти не обращали на меня внимания. На всем долгом пути из Шотландии я предпочитал оставаться в одиночестве — „держа язык за зубами“, как сказал бы Учитель. Я был столь враждебен и неразговорчив, что незваные попутчики быстро находили повод для расставания. Здесь я с такими трудностями не сталкивался. Мне даже не кивнули ни разу.

Я шел по городу уже час. Мимо тянулись ряды жавшихся друг к другу домов, сотни прохожих месили уличную грязь. Мне тут же вспомнился наш коровник. Впрочем, даже он вонял меньше. Я начал ловить на себе любопытные взгляды. Наверное, внимание привлекала моя одежда — бриджи с шапкой — и копье. Мимо меня, хихикая, пробежали две молодые женщины — каждая прикрывала рот ладошкой, а на их лицах я заметил какой-то белый порошок, что показалось мне весьма странным.

Все то время, что я приближался к центру города, суеты и шума вокруг меня становилось больше: какие-то люди тянули за собой тележки, полные овощей, магазины выставляли в витринах покрытое мухами мясо, женщины несли мешки с хлебом и мукой… Всадников стало тоже больше. Они были в чулках (как у моей матери), в одежде с оборками и в повязках из белой материи вокруг шеи, носили мечи и обычно держались с некоторым самодовольством, а их кони не уступали хозяевам в великолепии и высокомерии. Другие лондонцы — одетые в лохмотья, покрытые вшами — протягивали сложенные горстью ладони, прося милостыни. Один или двое играли на мандолинах, как принято у попрошаек в Ланарке.

Вскоре я шел вдоль узких улиц, среди которых попадалось множество трактиров; здесь сновали туда-сюда торговцы, мелькали повозки с бочками, древесиной, тюками шерсти и прочими товарами. На холме стояла огромная квадратная башня, на четырех углах которой имелись свои башенки, и на каждой из них развевалось по флагу. Однако не сама башня привлекла мое внимание. Рядом стояла виселица, на которой покачивались тела трех казненных. Дальше я увидел огромную арку, неподалеку от нее какие-то шесты, а на них — кормовая репа, что ли… Приблизившись, я с ужасом разглядел, что это человеческие головы. Они уже высохли и потеряли цвет, рты с отвисшими нижними челюстями были широко открыты, и в них, а также в ушах и глазных впадинах, жужжали мухи.

Вниз по шестам растекались темные пятна. Какое варварство! Я не верил собственным глазам! Что бы эти люди ни сделали, разве не были они христианами, разве не заслуживали погребения по христианскому обычаю? Борясь с тошнотой, я шагнул под арку. Похоже, никто в окружавшей меня толпе не замечал этих мерзких шестов.

Ближе к вечеру небо потемнело, вроде собиралась гроза. Я шел вдоль широкой реки, называвшейся Темзой. Вверх и вниз по полоске воды сновали маленькие корабли, многие из них с грузом. Прежде я видел такие только на картинках. Они очаровали меня, и я почти забыл страшные головы, под которыми проходил раньше. На набережной стояла деревянная лебедка, с помощью которой грузили бочонки — судя по всему, с французским вином. Наконец я дошел до моста. Уже почти стемнело, а у меня не было ни денег, ни места для ночлега. Кроме того, я ужасно устал, так как в тот день отшагал четыре лиги.

Здесь, к югу от реки, резала глаза нищета. Но и веселья тут было больше — так мне показалось. По улицам толпами бродили пьяницы. Совсем не молодая женщина (лет, возможно, сорока) с ярко накрашенными губами и усыпанным белым порошком лицом как-то странно улыбнулась. Мне стало неприятно. Я не обратил на нее внимания и прошел мимо. От женщины пахло цветами и потом. Шагов через пятьдесят, а то и меньше, путь мне преградили четверо юношей, выглядевших старше меня на несколько лет. На них были плоские шапки с перьями, а на поясе у каждого висело по длинному узкому мечу. Их поведение совсем мне не понравилось.

Самый старший из них, с тупым лицом, в тускло-красном плаще и тонких бриджах, остановил меня, подняв ладонь.

— Откуда ты приполз, деревенщина? Из Шотландии?

Его друзья, стоявшие вокруг меня, хрипло расхохотались.

— А где ты украл свою одежду? Вынул из задницы у овцы?

Опять смех. Я попытался оттолкнуть его и пройти, но он пихнул меня в грудь и сказал:

— Разговор еще не окончен, парень!

Его лицо находилось в футе от моего, изо рта у него отвратительно пахло портвейном.

— Ты мне тоже не нравишься! — ответил я.

Он уставился на меня в сердитом изумлении и ударил наотмашь по лицу. Удар был сильным и неожиданным — я отшатнулся и чуть не упал. Юноша наступил на выроненное мною копье. Устояв на ногах, я внезапно, „со всей яростью и отвагой“, выхватил из рукава кинжал и метнулся к горлу моего противника. Он замер с широко раскрытыми от ужаса глазами. Я только проколол кожу у него на горле, и из ранки потекла кровь, а я громко, не сдерживая гнева, спросил:

— Я действительно из Шотландии, сэр. Вы хотите что-то сказать по этому поводу?

Все еще бледный, он тряс головой и отступал, но тут я краем глаза заметил, что один из его товарищей потянулся за мечом. Меч мне показался не длиннее руки.

Он был короче моего копья раза в два.

Защититься от удара копьем в живот, когда его вскинули от уровня колена, невозможно. Бросив кинжал, я схватил копье и ударил всем своим весом: я чувствовал смертельную опасность, а кроме того, очень разозлился. Железный наконечник погрузился в живот моего врага на целый палец. Он рухнул и начал кататься по земле, закрыв рану ладонями и вопя от боли. Между пальцев струилась кровь. Его товарищи с криками разбежались — ох и отважные же парни! — оставив раненого выть в одиночестве. Женщина, улыбнувшаяся мне мгновением раньше, куда-то исчезла.

Я подобрал кинжал и пошел своей дорогой, слушая крики и стараясь ожесточить свое сердце.

Не прошагал я и сотни шагов, как был опять остановлен — на этот раз ровесником, одетым чуть ли не в лохмотья.

— Я видел! — сказал он с акцентом, который я разбирал с большим трудом. — Ты чужак в здешних местах?

— Чужак! И что?

Недавнее волнение заставило мой охрипший голос дрожать.

— Это Саутворк, и с наступлением темноты здесь становится опасно. Тут бродит немало жуликов и охотников за кошельками.

— Да! И ты, возможно, один из них!

Мой кинжал опять был в рукаве и мог в единый миг оказаться у его глотки. Незнакомец рассмеялся.

— Меня зовут Майкл, — представился он. — Клянусь всем, что есть самого святого: чужаки подвергают себя большой опасности, приходя сюда!

— Ты видел, как я расправляюсь с ее величеством Опасностью.

— Еще бы!

Раненый человек все метался по земле и выл. Прохожие обходили его стороной, почти не обращая внимания. В голосе Майкла слышалось восхищение, хотя чем тут было восхищаться — я не понимал.

— Где ты собираешься ночевать? — спросил он.

Я замешкался с ответом, не зная, стоит ли доверяться незнакомцу, но потом решил, что немедленной опасности тот не представляет.