Музыка ночи - Джон Коннолли Страница 11

Многие персонажи пребывали в дреме, как животные в зоосаде.

– Так они себя в основном и ведут, – вздохнул мистер Гедеон. – Некоторые спят годами, а то и десятилетиями. Голод им не свойствен: если они и едят, то только для того, чтобы внести в свое существование разнообразие. Но их можно понять. А от вина мы их удерживаем. Они от алкоголя впадают в буйство.

– А они сами сознают, что являются вымышленными персонажами? – спросил мистер Бергер.

– Безусловно. Кто-то, бывает, ерепенится, но в целом они свыкаются с мыслью, что их жизнь написана кем-то другим, а их память – продукт литературных изысков, хотя с историческими персонажами иногда бывает сложновато.

– Но вы же говорили, что здесь находят приют только вымышленные, а не реальные персонажи, – кольнул мистер Бергер.

– В основном. Но случается и такое, что отдельные исторические фигуры становятся для нас реальней именно в своей вымышленной форме. Взять, например, Ричарда Третьего: для людей он стал героем шекспировской пьесы и тюдоровских мифов, поэтому в каком-то смысле его можно назвать вымышленным персонажем. Наш Ричард вполне сознает, что он – не настоящий король Ричард, а как бы Ричард Третий. Зато в глазах публики он и есть король Ричард Третий. Восприятие – великая вещь, друг мой, и никакое историческое переосмысление здесь не поможет. Но он скорее исключение, чем правило: очень немногим историческим персонажам удается совершить переход в реальность. Что, собственно, и к лучшему, иначе бы нас завалило ими по самые стропила.

Вопрос о размещении такого обилия гостей мистера Бергера тоже занимал, и сейчас как раз подвернулся удобный момент об этом спросить.

– Я обратил внимание, что библиотека кажется значительно просторней, чем снаружи, – осторожно заметил он.

– Забавно, да? – улыбнулся мистер Гедеон. – Я тут подумал, что неважно, как выглядит здание снаружи. Ощущение такое, что персонажи, вселяясь, привносят с собой и свое личное пространство. Я нередко задавался мыслью, как такое возможно, и однажды получил ответ. И он меня порадовал. Судите сами: ведь любой книжный магазин вмещает в себе целые вселенные, втиснутые в переплеты, верно? Поэтому даже захудалая лавка букиниста на поверку оказывается безбрежным океаном. Ну и наша Кэкстонская библиотека является логическим воплощением этой гипотезы.

Они миновали пышно обставленный и нарочито мрачный будуар, в котором за книгой восседал человек с синюшно-бескровным лицом. Мужчина вкрадчиво прикасался к страницам старинного фолианта пальцами с необычайно длинными ногтями. При виде библиотекаря и его гостя он едва разлепил губы, и взгляду стали видны сточенные удлиненные клыки.

– Граф Дракула, – сказал мистер Гедеон и с ноткой беспокойства добавил: – Рекомендую ускорить шаг.

– Вы имеете в виду графа Дракулу из романа Брэма Стокера? – изумился мистер Бергер.

– Да, его.

Мистер Бергер непроизвольно уставился на вампира. Тяжелые веки Дракулы были воспалены, а в голодной томительности глаз чувствовался неодолимый магнетизм – такой, что ноги мистера Бергера, замедлившись, повернули в сторону будуара. Граф Дракула между тем отложил книгу и поглядел на гостя сбоку испытующе, уже с явным интересом.

Мистер Гедеон ухватил своего спутника за руку и властно дернул, веля идти без остановки.

– Я же сказал: ускорить шаг, – повторил он с нажимом. – Очень не советую задерживаться возле графа. Он весьма непредсказуем. На словах утверждает, что приверженность к вампиризму из себя изжил, но я бы не рискнул приближаться к нему на расстояние вытянутой руки.

– Но ведь выйти наружу он не может? – спросил мистер Бергер, втайне переосмысливая свою страсть к вечерним прогулкам.

– Нет. Он у нас – из числа особенных. Книги о нем и ему подобных мы держим за специальной решеткой, что замысловатым образом сказывается и на положении персонажей.

– Но ведь некоторые из них бродят на воле, – возразил мистер Бергер. – Вы встречали Гамлета, а я – Анну Каренину.

– Да, но они являются исключением из правил. В основном наши персонажи пребывают в состоянии своеобразной закупорки. Подозреваю, что многие из них просто закрывают глаза и постоянно проживают из начала в конец свои литературные жизни. Хотя бывают у нас и жаркие турниры в настольные игры, в бридж, и развеселые карнавалы под Рождество.

– А те, кто бродит на свободе, как они вырываются?

Мистер Гедеон пожал плечами:

– Увы, не знаю. У меня это место надежно заперто, а сам я редко когда отсюда отлучаюсь. Недавно я лишь на пару дней отъезжал в Бутл к своему брату… Думаю, что за все свои библиотекарские годы я отлучался максимум на месяц… Да и зачем, спрашивается? Но у меня есть и книги для чтения, и живые персонажи, чтобы общаться. Я открываю для себя целые миры, которые я могу исследовать вдоль и поперек.

Они приблизились к закрытой двери, в которую мистер Гедеон вежливо постучал.

– Oui? – послышался женский голос.

– Madame, vous avez un visiteur, – произнес мистер Гедеон.

– Bien. Entrez, s’il vous plaît [13].

Мистер Гедеон открыл дверь, и мистер Бергер с замиранием сердца увидел женщину, которая на его глазах бросилась под поезд и чью жизнь он впоследствии вроде как спас. На ней было простое черное платье, которое в романе столь очаровывало Кити, волнистые волосы растрепаны, на шее поблескивали жемчуга. Судя по мелькнувшему в глазах замешательству, лицо мистера Бергера запомнилось героине романа Льва Толстого.

Французский у мистера Бергера оставлял желать лучшего, но кое-что в памяти все же оставалось.

– Madame, – обратился он, – je m’appelle monsieur Berger, et je suis enchanté de vous rencontrer.

– Non, – после небольшой паузы ответила Анна. – Tout le plaisir est pour moi, monsieur Berger. Vous vous assiérez, s’il vous plaît [14].

Он присел, и завязалась учтивая беседа. Мистер Бергер со всей возможной деликатностью объяснил, что стал невольным свидетелем ее «столкновения» с поездом и сия сцена до сих пор бередит его воображение. Анна забеспокоилась и стала бурно извиняться за свою неловкость, на что мистер Бергер с радушной снисходительностью махнул рукой. Он заверил Анну, что все это пустяки, да и волновался он больше за нее, чем за себя. Разумеется, когда он застиг ее за второй попыткой (если «попытка» – уместный термин для такого рода деяния, вполне, кстати, удавшегося в первый раз), он почувствовал себя просто обязанным вмешаться, добавил мистер Бергер.