Жизнь на грани - Антон Задорожный Страница 2

Вы можете посчитать, что все эти подробности лишние и несущественные для той истории, которую собрались от меня услышать, но уверяю вас – они необходимы. Так или иначе, постараюсь закругляться с описаниями и перейти к делу.

Хотя, когда вспоминаю все, о чем говорю в этой комнате вам спустя все это время, – до сих пор мурашки по коже, и еще понимаю, что все бы отдал порой за то, чтобы никогда не вспоминать тот абсурд, в котором я оказался. Потому что время ничего не меняет. Это меняемся мы, становясь старше, стареем, думая, что что-то значим для других.

Сидящие в комнате люди переглянулись, кто-то занервничал, начав ерзать на стуле. «Интересно, вот рассказываю я им это, вижу их наверняка в последний раз, они это все понимают, но придают ли этому значение? Или воспримут мою историю как простую байку и продолжат жить как раньше?» – думал рассказчик, прервавшись.

– Все… нормально. Мы слушаем. Я, по крайней мере, точно, – сказал невысокий парень лет двадцати пяти. Выглядел он слегка уставшим, но это была скорей мистическая усталость, – его загорелое лицо (загар его старил), светлые волосы и внимательный грустный взгляд намекнули бы вам на это.

Иногда намеки – это все, что у нас есть. И иногда их уже достаточно, чтобы понять правду. Остальные едва заметно кивали головами – либо они были заинтересованы, либо просто стеснялись уйти отсюда.

И тут, как раз вовремя, один мужчина лет сорока из присутствующих в комнате неуклюже зевнул, встал со своего места, сказав что-то вроде: «Под Амелию Эдвардс [3] косишь, с ее рождественскими историями? О-очень по-южному! Скука тут у вас, лучше спать пойду» – и был таков.

Куда этот гражданин отправился, непонятно, учитывая, что за окном шел проливной дождь (и заканчиваться, видимо, не собирался), но из комнаты отдыха его как ветром сдуло. Может, и правда – вернулся в свой номер да спать лег.

Женщина пенсионного возраста слегка усмехнулась, но слушать историю осталась. Как и остальные – парень и еще две девушки, его ровесницы.

С этими двумя все было ясно – им бы только нервы пощекотать. Но реплика парня сыграла свою роль, и человек, сидящий за столом возле окна, но так, чтобы всех было видно, продолжил:

– Все эти сравнения с тюрьмой я сделал лишь для того, чтобы вы понимали всю ту атмосферу, в которой я находился. В которой мы находились… Все, кто там был. Но не все ее чувствовали. Ужасно чувствовать все это, но, с другой стороны, не чувствовать еще хуже. Это как идти к пропасти, не зная, что ты слепой. Так можно думать, что пропасти-то и нет. А самое страшное – это усомниться в том, что все это было на самом деле. Ведь прошло уже после всех этих событий больше двадцати лет. Насчет столовой, прибавьте к неординарной пище то, что нужно дежурить, накрывая на столы, а раз в месяц ее всем классом подметать. Прибавьте к этому, что в качестве наказания – за двойку или плохое поведение – мы мыли там полы, и поймете, каково нам жилось. – Он на пару мгновений замолчал, собираясь с мыслями. В голове крутилось слово «метафизика». – Все знают, что такое метафизика? – спросил он у собравшихся.

– Ну да… Это философское, – сказала одна из девушек. – То, что над физикой, как бы не ограничивается ею.

– Да, именно. Молодец. Из того, что я сейчас рассказал о школе, где все это произошло, метафизического ничего и нет. Вроде. Атмосфера мне не нравится, ну и что дальше? А дальше ни одного слова впустую. Только не перебивайте. Сказки – и те рассказывать бывает не просто, а такое так вообще…

Все согласились, и вот тут-то и началась его настоящая история.

2

Артур при своей кажущейся немногословности всегда был очень общительным. Мы любили с ним сидеть напротив вахты и говорить о том о сем: то о девочках, то об обстановке в школе, почти никогда о политике – только если смотрели вместе телевизор, – ну и обо всем остальном. Разумеется, когда он был свободен от работы. Мой друг жил в Кингисеппе, а работал компьютерщиком в школе. Кингисепп далековат от Петербурга, и потому ему, как хорошему сотруднику, предоставили комнату на втором этаже интерната, в спальном блоке мальчиков. А раньше, до работы в школе, он тут еще и учился.

– Раньше здесь было многое по-другому, – сказал он мне однажды, когда время уже шло к отбою, в одной из первых наших с ним бесед. Помню, что это зимой было. В тот раз мы встретились совершенно случайно, возле изолятора, и сели поболтать на лавку. Так, чтобы видеть черную лестницу, просматривать коридор столовой. В общем, чтобы обзор был. – У нас был коллектив. А у вас сейчас – одно название. Все иначе. Индивидуальностей по школе человек двадцать, которые и вправду способны на что-то хорошее. И на дружбу.

Я понимающе кивнул:

– Как Вася и Миша?

– Ну если говорить о дружбе, то да. Они считаются. Всегда думают друг о друге. Не то чтобы педики…

Мы засмеялись.

– Хотя кто знает? – продолжил шутку я.

И мы снова серьезные. Как Фрай и Лори в том старом шоу, в котором они еще шпионов играли.

– А насчет Николаевича… Понимаешь, я сейчас учусь жить двойной жизнью. Для начальства я один, а на самом деле я другой. Очень полезно. И это дает тебе преимущество.

Этот трюк был для меня не нов, но я уважал начинающее крепнуть доверие Артура ко мне и не стал говорить, что эта тема мне уже знакома. Я только добавил в знак согласия:

– Время…

– Да, и время. Что делает Николаевич в школе, я уже начинаю потихоньку понимать. И здорово, что он не догадывается об этом.

Николаевич был у нас в школе завучем и параллельно учителем информатики. Как человек он был неплохой, но со своими странностями. Так что говорили о нем всякое. Вот и у меня были свои догадки о его персоне. Я, честно сказать, не знаю, чем мы все будем заниматься после того, как закончится сей рассказ, но запомните, пожалуйста, одно навсегда: правда начинается с сомнения. Думаю, когда-то человека обманули. Впервые. Он засомневался и с тех пор ищет правду. Что-то я опять ухожу в сторону. Так вот. В Николаевиче я сомневался. Я всегда доверял своей интуиции, а ей казалось, что он не был искренним. И после этого я в нем засомневался. Ну и из-за своего любопытства я хотел докопаться до истины. Загадку разгадать удалось. Если правда то, что я услышал от одной молодой учительницы (а может, вся та история – вымысел ее скверного характера?), то он периодически домогался новых сотрудниц школы. И ее тоже. В любом случае это банальщина и не мое дело.

Поэтому тем вечером Артуру я ничего об этом не сказал. Да мы и так, чтобы вы знали, понимали друг друга все лучше и лучше. Что-то нас сплачивало. А что – не могу понять до сих пор.

– А что он, по-твоему, делает? – спросил я своего друга, слишком резко, как тогда показалось. Бывают такие вопросы, которые кажутся бессмысленными, но задать их надо, чтобы разговор продолжился.