Последний вервольф - Глен Дункан Страница 22

Главное — я не просил прощения и не искал его. Я человек. И я же — чудовище. Единство противоположностей. Я не хотел становиться оборотнем, но когда это случилось, довольно быстро освоился с новым положением. Человеческая натура такова, что сперва ты преподносишь себе сюрприз, а потом понимаешь, что и он был притворством.

Я сто шестьдесят семь лет не мог говорить об Арабелле и смерти нашей любви. Что ж, дело сделано. Наверное, я должен чувствовать облегчение? Очищение? Стыд? Свободу?

Люди разучились говорить о чувствах. И теперь они отмирают. Клиент манхэттенского психоаналитика, водрузив себя на кушетку, начинает: «Я чувствую…» — и в следующую секунду понимает, что лучше бы ему немедленно закрыть рот, если он хочет сохранить остатки благопристойности. Человечество вступает в новую фазу, основанную на знании, что разговоры о чувствах ни к чему не ведут. Век Откровенности… Я его уже не увижу. Вот что я чувствовал на самом деле, определеннее, чем когда бы то ни было, — что настало время уйти, что мне нельзя здесь больше оставаться, нельзя жить, убивать и скитаться по миру, в котором нет любви.

За свою жизнь я измарал столько бумаги, что начал безошибочно угадывать момент, когда иссякает вдохновение. Так что я все равно бы ничего больше в тот день не написал — даже если бы вампир и не появился.

Будь я в волчьей ипостаси, его вонь показалась бы мне непереносимой. Однако я не чуял его до тех пор, пока не начал подниматься по лестнице, привлеченный странным скрипом с верхнего этажа.

Еле ощутимый запах снега подсказал мне, что он забрался в дом через окно в одной из спален. Я остановился и мысленным взглядом окинул обстановку, прикидывая, какая деталь мебели могла бы сойти за осиновый кол. («О-о, ты реально собираешься проткнуть его колом?» — наверняка спросила бы Мадлин. Да, реально собираюсь и реально колом. Впрочем, яркий солнечный свет или обезглавливание тоже подойдут. Тех, кто вооружается распятием, святой водой, чесноком или латынью, обычно ждет серьезное разочарование.)

Шерсть на загривке моего призрачного близнеца вздыбилась. Признаем честно: вампиры и оборотни не ладят, и это еще мягко сказано. Наше интуитивное отвращение взаимно, и я пока не слышал об исключениях. Я начал испытывать к вампирам неприязнь даже раньше, чем постиг их кровавую стратегию выживания (она сама — если абстрагироваться от ситуации — меня почти восхищала). Триста лет назад пятьдесят самых могущественных вампиров объединились в альянс и заключили соглашение с католической церковью. (ВОКС — или СС, как он назывался когда-то — первоначально управлялся церковью, хотя в середине девятнадцатого века стал светской организацией с собственной армией). Помимо того что вампиры согласились отчислять наместникам Бога на земле долю от своего богатства (дети ночи — лучшие из бизнесменов, которых я знаю), они обязались сохранять численность своего клана в пределах пяти тысяч — когда колом, когда клыками. Разумеется, всегда находятся бунтовщики, которые не могут совладать с искушением обратить в свою веру пару-другую жертв, но альянс ежегодно проводит чистку. Отцы убивают порожденных ими детей. Взамен Охота предоставляет им неограниченную свободу действий. Конечно, за эти триста лет были и недоразумения, и разногласия, и подтасовка цифр, но в целом договор соблюдался честно. Аристократы присматривали за своими кланами, а в казне ВОКСа не переводилось золото.

Половину контрактов на «восстановление» послевоенного Ирака вампиры получили, даже не участвуя в конкурсе на тендеры (и если хотите знать, господин Обама, республиканцы уже отбили вложенные деньги). У одного из них, по имени Нетцер-Бель, есть завод по производству оружия, а у того — дочернее предприятие, негласно специализирующееся на добыче серебра. Некоторые из самых ушлых кровососов открыто работают на ВОКС. Охота использует их в качестве ищеек, натравливая на оборотней. Насколько я знаю, Грейнер, Охотник старой закалки, до такого никогда не опускался.

Так какого черта этот вампир тут делает?

Да неужели в этом доме нет нормального дерева… Ножка стула, ручка швабры, карандаш… Дьявол. Наконец на кухне я отыскал единственный деревянный табурет, перевернул его, уперся одной ногой и потянул на себя. Ничего. Я попробовал еще раз. Наградой мне был неубедительный скрип. Я схватил табурет за две ножки и в ярости обрушил на камин (где ты, когда так нужен, реквизит из ковбойских фильмов?). На этот раз я не добился ничего, кроме саднящей боли в запястьях. Я поставил табурет обратно на пол и приготовился к третьей попытке — но было уже поздно.

В дверях кухни стоял молодой вампир с худым курносым лицом, пирсингом в брови и белыми волосами, явно пергидрольными. Он был одет в штаны военного образца и кожаную куртку, какие носят байкеры. В руке он держал внушительного размера винтовку. Я сказал, что он был молод — хотя, насколько я знаю вампиров, он вполне мог быть сверстником Гильгамеша. Он поднял ствол и прицелился.

— Не надо, — зачем-то попросил я.

— Не могу, — с улыбкой ответил он.

Перед тем как случилось то, что случилось, я успел подумать: и все-таки он молод. Его глаза еще не успели умереть. Время не довершило свое черное дело. Будь он старше, он не стал бы тратить время на разговоры.

А затем случилось то, что случилось.

Снаружи донесся пронзительный женский крик — и внезапно оборвался.

Две секунды кухне висела тишина настолько густая, что ее можно было зачерпывать ложкой. А затем в окно, осыпав нас фонтаном стеклянных брызг, влетела отрезанная женская голова. Она с издевательской веселостью несколько раз подпрыгнула на мозаичном полу, прежде чем замереть у камина. Длинные темные волосы откинулись, так что стали видны полуприкрытые зеленые глаза и округлившийся от ужаса рот с клыками. Ее кожа уже начала чернеть.

— Лаура?! — тихо произнес вампир. А в следующую секунду его грудь треснула с влажным хрустом, словно переспелое яблоко, и из нее уродливо высунулся осиновый кол. Винтовка с грохотом покатилась по полу. Вампир задрожал и упал на колени. На руках и горле тут же проступила капиллярная сеть, лицо потемнело. Стоявший у него за спиной Эллис взирал на вампира сверху вниз. Охотник был одет в зимнюю военную форму, длинные светлые волосы собраны в густой пучок на затылке.

— Привет, Джейк, — сказал он. — Ты в порядке?

Я медленно выдохнул и присел на табурет, которому так и не довелось поучаствовать в драке.

— Заходи, — ответил я. — Добро пожаловать.

— Как ты удачно предложил. Я прямо готов убить за глоток чего-нибудь.

— Какого черта здесь творится?

— Понятия не имею.

Он обошел рассыпающийся труп вампира и крикнул наружу:

— Рассел!

— Да!

— Все путем?

— Все путем!

— Отлично. Но ты разбил окно мистеру Марлоу.

— Простите, босс. Перестарался.

Эллис не ответил. Вместо этого он подобрал отрезанную голову и выкинул ее обратно в окно. С улицы донеслись восторженные крики. Кожа на потемневшем трупе тихо разошлась.