Мешок с костями - Стивен Кинг Страница 24

— Нет, — ответил я. — Я ни с кем не вижусь.

Он молча смотрел на меня. Несколько секунд я не отводил глаз,затем принялся месить ложечкой взбитые сливки на моем куске клубничного торта.Торт подавали теплым, прямо из духовки, и сливки таяли. Почему-то мневспомнилась старая песня о том, как кто-то оставил торт под дождем.

— А хоть с кем-нибудь встречался, Майк?

— Я не уверен, что должен тебе в этом отчитываться.

— Да перестань, Майк. А на Ки-Ларго? Там хоть…

Я заставил себя оторвать взгляд от тающих взбитых сливок.

— Нет. Не встречался.

Какое-то время он молчал. Я думал, ищет другую тему дляразговора. Меня это вполне устраивало. Но он прямо спросил, спал ли я скем-нибудь после смерти Джоанны. Он принял бы на веру любой мой ответ, дажеесли бы и сомневался в его правдивости: мужчины часто лгут насчет секса. Но я сказалправду, испытывая при этом какое-то извращенное наслаждение:

— Нет.

— Ни единого раза?

— Ни единого раза.

— А как насчет массажных салонов? Ты понимаешь, хотя бы длятого, чтобы…

— Нет.

Теперь уже он завозил ложечкой по сливкам. К торту он еще непритронулся. Потом посмотрел на меня. Да так, словно видел перед собой некоегонового, неизвестного науке жука. Мне этот взгляд не понравился, но я понимал,чем он вызван.

Дважды я подходил к тому, что в наши дни называется«близкими отношениями», но не на Ки-Ларго, где лицезрел примерно две тысячимиловидных женщин, которые только и ждали приглашения в постель. Первый раз срыжеволосой официанткой Келли. Она работала в ресторане, куда я часто заходилна ленч. Вскоре мы уже раскланивались, как добрые знакомые, шутили, а потомначали оценивающе поглядывать друг на друга — вы понимаете, о чем я. Я обратилвнимание на ее ноги, на то, как униформа обтягивала бедра, когда онанаклонялась или поворачивалась, а она заметила мое внимание.

А еще была женщина в спортивном зале «Ну, ты», где язанимался на тренажерах. Высокая женщина, которая отдавала предпочтение розовымэластичным топикам и черным велосипедным шортам. Смотрелась она в таком нарядевеликолепно. И еще мне нравились книги, которые она читала, крутя педалистационарного велосипеда. Не «Мадемуазель» или «Космополитен», а романы ДжонаИрвинга или Эллен Джилкрист. Мне симпатичны люди, которые читают книги, и непотому, что я их пишу. Читатели книг тоже могут начать разговор с обсужденияпогоды, но, как правило, им доступны и более интересные темы.

Блондинку в розовых топиках и черных шортах звали АдрияБанди. Мы начали обсуждать книги, оседлав два стоявших рядом велотренажера, апотом раз или два в неделю, по утрам, я засекал ее в зале поднятия тяжестей.Подходил, смотрел, как она выжимает штангу, лежа на спине. И в какой-то момент,а было это зимой 1996 года, взгляды мои стали достаточно красноречивыми.

Келли было под тридцать, Адрии — на пару лет меньше. Келлиразвелась, Адрия не выходила замуж. Так что в обоих случаях я не посягал насемейное счастье, и, думаю, обе согласились бы улечься со мной в постель, нестроя долговременных планов. Просто для того, чтобы посмотреть, а что из этоговыйдет. Однако в случае с Келли я просто сменил ресторан, а когда Ассоциациямолодых христиан предложила мне заниматься бесплатно в их тренажерном зале,забыл дорогу в «Ну, ты». Помнится, полгода спустя я столкнулся с Адрией Бандина улице. И поздоровался с ней, постаравшись не заметить обиды, мелькнувшей вее глазах.

Чисто физически я, конечно, хотел их обеих (вроде бы мнедаже приснился сон, в котором я и поимел их обеих, одновременно, в однойкровати) и при этом не хотел. Частично я видел причину в моей неспособностиписать — жизнь и так поломана, так чего создавать себе лишние трудности? Сдругой стороны, не хотелось выяснять, что нравится женщине, которая отвечает натвои взгляды, — ты или твой банковский счет.

Но главное препятствие, думал я, заключалось в том, что Джопо-прежнему занимала большую часть моего разума и души. И места для другой тампросто не было, даже через четыре года после ее смерти. Печально, конечно, нотак уж вышло.

— А как насчет друзей? — Фрэнк начал есть клубничный торт. —С друзьями-то ты встречаешься, так?

— Да, — кивнул я, — друзей у меня много. — Тут я солгал, ноя заполнил и составил сотни и сотни кроссвордов, прочитал множество книг, повечерам по видеомагнитофону просмотрел массу фильмов; я мог практически в любоевремя дня и ночи процитировать предупреждение ФБР о незаконном копированиифильмов. Что же касалось настоящих людей, то перед отъездом из Дерри я позвонилсвоим врачу и дантисту, а большинство писем, отправленных мною в том июне,состояло из просьб о переадресовке таких журналов, как «Харперс» или «Нешнлджеографик».

— Фрэнк, ты говоришь, как еврейская мамаша, — заметил я.

— С тобой я иной раз и ощущаю себя еврейской мамашей, —ответил он. — Которая, правда, верит в целебные свойства тушеного картофеля, ане клецок из мацы. Ты сейчас выглядишь лучше, чем раньше, наконец-то чутьпоправился…

— Разжирел.

— Ерунда, на Рождество ты вообще напоминал ходячий скелет.Опять же лицо и руки у тебя загорели.

— Я много гуляю.

— Да, выглядишь ты лучше, а вот твои глаза меня тревожат.Иногда у тебя такой взгляд, что я просто за тебя боюсь. И я думаю, Джо толькопорадовалась, если б узнала, что кто-то волнуется из-за тебя.

— Что это за взгляд?

— Я тебе скажу. Такое ощущение, будто тебя загнали взападню, и ты не знаешь, как из нее вырваться.

* * *

Из Дерри я уехал в половине четвертого, остановился на ужинв Рамфорде, затем медленно покатил по пологим холмам западного Мэна, поглядываяна заходящее солнце. Я постарался максимально точно рассчитать время отъезда иприбытия и, уже миновав Моттон, заметил, как гулко бьется мое сердце. Руки илицо покрывал пот, и это при работающем кондиционере. Я переключалрадиоприемник с одной радиостанции на другую, но мне ничего не нравилось: немузыка, а какие-то визги и вопли. В итоге радио я выключил.

Меня терзал страх, и не без причины. Даже если не учитыватьзыбкую грань между сном и реальностью (я это мог сделать без труда, посчитавцарапину на тыльной стороне ладони и растущие на заднем крыльце подсолнечникичистым совпадением или неким психическим феноменом), мне было чего бояться.Потому что мне снились необычные сны, и мое решение вернуться в дом у озера непроходило по разряду ординарных. Я казался себе не современным человеком концадвадцатого века, который копается в собственном подсознании в поисках источникастрахов (у меня все хорошо, у меня все хорошо, давайте займемся душевнымстриптизом под тихую музыку Уильяма Акермана), а безумным ветхозаветнымпророком, отправляющимся в пустыню, чтобы жить там, питаясь акридами, выполняявеление Господа, явившегося ему во сне.