Темная любовь - Нэнси Коллинз Страница 24

Тут я обезумел. У меня в руках оказалось что-то. Может быть,метла, может быть, швабра, которую я в исступлении схватил где-то. Я билвслепую, давя и расквашивая пауков подошвами и моим оружием. Когда я их давил,слышался мерзкий треск, а воздух наполнился тошнотворным смрадом. Я, любящийвсех животных и насекомых, уничтожал то, сохранению чего посвятил свою жизнь! Ик ужасу примешивался жгучий стыд. Слепая ярость возобладала над моейгуманностью. К счастью для моего рассудка, я проснулся в тихом покое моейполуночной комнаты, но простыни насквозь промокли от моего пота.

У меня было ощущение, что я громко кричал, но, возможно, этобыл лишь придушенный вопль, вырвавшийся у меня в моем бредовом состоянии, таккак в коридоре не послышался звук бегущих ног, не раздались испуганные голоса,не поднялась тревога. Но настолько живыми были муки моего сна, что я обнаружилкровь на ладонях там, где ногти впились в кожу. А когда я зажег лампу, тоувидел пятна на простынях и полчаса оттирал их мокрым полотенцем, пока всеследы не исчезли. А тогда, чтобы не появились новые пятна, перевязал ладониносовыми платками — нелегкая задача, должен заметить.

Когда утром я снова стал самим собой, то вынужден был снекоторой долей иронии прийти к выводу, что я, убежденный атеист, внезапнообрел сходство с религиозным фанатиком — то есть ранки мои вполнесоответствовали стигматам! Ироничность этого не заметил бы никто, лишенный моейчуткости. Однако сегодня произошло кое-что, очень поспособствовавшее тому, чтоко мне вернулось хорошее настроение. Вне всяких сомнений, я увидел Анну! Онаменя не заметила, так как вела оживленный разговор, когда прошла мимо окнакафе, где я пил свой утренний кофе с булочкой, что успело войти у меня в привычку.

Она шла с той же подругой, с которой я видел ее раньше. Яуплатил по счету, залпом допил кофе и последовал за ними. Они вошли в служебныйвход мастерской дамских платьев, и на медной дощечке сбоку от парадной двери япрочел, когда заведение закрывается вечером. Несомненно, девушки доставлялизаказы, так как в руках у них были большие картонки с названием мастерской.Большая удача для меня, и я решил быть тут в указанный на дощечке час.

Однако мне предстояло скоротать семь часов. Я решил пообедатьпопозднее, чтобы день не казался слишком долгим. Затем пошел куда глаза глядяти оказался на одном из фешенебельных проспектов.

В ответвляющемся переулочке меня поджидала поразительнаянаходка — в необычном букинистическом магазине. Там, в отдаленном уголкеогромного зала, я обнаружил старинный пожелтевший том под названием"Наслаждения боли", изданный на собственные средства каким-то забытымнемецким академиком. Я был заворожен и решил переписать некоторые наиболеепоразительные места. Том я позаимствовал, так как владелец магазина был окруженпотенциальными покупателями, и вынес его под пиджаком на улицу, чтобы спокойнопочитать дома. У меня возникла мысль превратить его в учебное пособие, и оноткрыл перед моим сознанием возможности, которые мне даже не грезились.

Среди жильцов фрау Маугер есть мелкий служащий одной изсамых больших городских скотобоен, а так как Анну я мог увидеть еще толькочерез шесть часов, то сел в конку, проезжающую всего в двух улицах от нее. Мойзнакомый несколько удивился моему приходу, но сразу же согласился исполнить моежелание. Как я уже упоминал, мне отвратительна любая жестокость в обращении сживотными, но меня интересовали методы разделывания туш. Мой знакомый привелменя на железную галерею над главным помещением бойни, где подвешенные на цепяхосвежеванные туши умело разделывались великанами в окровавленных фартуках, споразительной ловкостью орудовавшими топорами и острыми, как бритвы, ножами.

Я дивился их сноровке и оставался там с полчаса, завороженноследя за их искусными приемами. И решив в ближайший вечер угостить моегознакомого стаканчиком-другим вина, я вежливо поклонился ему, когда уходил.Вернувшись в центр города, я незамедлительно нашел лавку игрушек, где купилнесколько кукол женского пола определенного облика. Выйдя на улицу, я ощутилголод и зашел в ближайший ресторан пообедать. Выйдя из него, я свернул всторону и отыскал двор, где разместились специальные магазины.

И словно прирос к тротуару! Передо мной был магазин, которыйя тщетно искал. Блистание полированных лезвий в пыльных солнечных лучах,пробивающихся сквозь древесные ветви! Блистание полированных лезвий! Не написалли поэт "Как этот блеск меня пленяет"? Магазин медицинскогооборудования, торгующий хирургическими инструментами и всем, что можетпонадобиться врачу. Витрины просто ломились от всякой всячины. Почему я неподумал об этом прежде? Разве не был я медицинским студентом до того, какупомянутая мною трагедия не положила конец моим занятиям? И уж конечно, я сумеюбезупречно сыграть эту роль!

Я поглядел на мое отражение в витрине. Нет, я, безусловно,выглядел вполне респектабельно. И без труда вспомнил большинство прослушанныхмною лекций. Я выбрал хирургию, хотя, разумеется, должен был получить дипломврача, прежде чем специализироваться в этой области.

В магазин, где в воздухе царил тот особый, присущийбольницам запах всяческих медикаментов и химикалий, я вошел не без робости. Янапрасно тревожился. Темноволосый молодой человек, который возник из сумрака заприлавком, словно бы робел не меньше меня, и это придало мне смелости.

Я сказал, что мне требуется, и был направлен в подобиекоридора, где в витринах на бархатных подкладках покоились хирургическиеинструменты: ланцеты, узкие скальпели, более солидные инструменты для болеесерьезной работы. Я быстро и уверенно отобрал пять и улыбался профессиональномужаргону продавца, когда он умело упаковывал их для меня. Заплатив и получивквитанцию, я вышел на тротуар, полный уверенности и радости. Мой путь был мнетеперь ясен. Разумеется, я назвал вымышленную фамилию и вымышленный адрес, апродавец не спросил у меня никакого удостоверения личности. И я не сомневался,что выследить меня будет невозможно.

Вернувшись в свою комнату, я сразу запираю дверь, затемоткрываю чемодан и кое-что вынимаю из него. Затем раскладываю на столе моиновые приобретения. Как великолепно они выглядят, блистая в случайных лучахбледного солнечного света, пробивающихся сквозь верхние стекла окна!Налюбовавшись на свои новые инструменты, я тщательно ополаскиваю их и столь же тщательновытираю насухо. Я давно убедился, что даже самые лучшие хирургическиепринадлежности утрачивают часть своей красоты, если на их зубчики или лезвияналипло что-нибудь инородное, вроде пыли, песка или волоконец марли. Идействительно, во время мытья я обнаруживаю на моих красавцах частички опилок икусочков липкой бумаги.

Приведя все в идеальный порядок, я раскладываю на столекукол, предварительно сняв с них платьица. Разумеется, у них нет никакогосходства с тушами на бонне, да и их сходство с живыми девочками весьмаотносительно, но они все-таки подобие, которое лучше, чем ничего. Всосредоточенной тишине я анатомирую их. Своей сноровки я нисколько не утратил,и вскоре пол уже засыпали опилки, стеклянные глаза и руки, разъятые в суставах.