Темная любовь - Нэнси Коллинз Страница 25

Естественно, что в этих макетах много фарфора, и я не хочутупить о него режущие края моих инструментов, так что это не точноевоспроизведение операции. Но обойдусь и таким. Когда я убрал комнату и сложилмусор в картонку и оберточную бумагу, в которые продавец упаковал мои покупки,то почувствовал, что более или менее готов.

Затем я выбираю то, что мне необходимо для моих текущихзадач, а остальное надежно запираю. Отобранные инструменты сложены в кожаныйфартук, привязанный к моему поясу под пальто и пиджаком. Я выхожу из пансиона.Последние часы прошли словно в трансе, и я почти не сознаю, куда несут меняноги. У меня остается еще полчаса до моего рандеву с Анной, и я занимаю позициюв пустом подъезде на полдороге в том направлении, в котором, я знаю, она пойдет.Во всяком случае, именно в эту сторону она шла с подругой каждый раз, когда явидел ее в окно кафе. Единственной помехой будет подруга, если они выйдутвместе. Что же, подождем и увидим.

Я встречаю Анну. Нет сомнения, она удивляется, увидев меня.Но я называю себя и напоминаю ей, где мы познакомились. Некоторое время мыразговариваем. Потом я оставляю ее в узком проходе между домами и возвращаюсь ксебе в пансион в эйфорическом настроении. Но я вижу жуткий кошмар: я у себя вкомнате, где идет кровавый дождь. Я совершенно наг, а с потолка падают капли.Смотрю в зеркало и вижу, как они скатываются у меня по спине. Я кричу иобнаруживаю, что не сплю. Однако я весь мокрый и липкий. Ужас нарастает.Каким-то образом я выбираюсь из постели и зажигаю лампу.

Я в таком состоянии, что сначала не могу открыть глаза. Иожидаю увидеть, что вымазан кровью. Но ничего подобного! Просто пот струится помоему лицу и телу, пропитывая ночную рубашку. Облегчение столь велико, что яопускаюсь на пол. Через несколько минут, пошатываясь, поднимаюсь на ноги. Мнехолодно, у меня начинают стучать зубы. Я подкрадываюсь к двери и прислушиваюсь.Но стоит нерушимая тишина. Значит, никто не услышал ужасного вопля, который яиспустил, и который, очевидно, разбудил меня. Разве что это был безмолвныйвопль, как в прошлый раз. Вопль во сне, так сказать; вопль, слышный только мне,но не остальному миру. За это я должен быть благодарен. Плетусь к кровати итревожно дремлю до рассвета.

Пятница

Сегодня утром происходит что-то не совсем обычное. Крики наулице. Суета. Я открываю окно и, встав на стул, умудряюсь оглядеть значительнуючасть проулка внизу. Там толпится народ, словно произошло что-то ужасное. Затемна рысях проносится карета "скорой помощи". Люди бросаются в стороны,пропуская ее. Я оставляю окно открытым и завершаю свой туалет. Когда я сновавыглядываю, люди уже разошлись, и улица приняла свой обычный вид.

Собираясь выйти, я готовлюсь запереть дверь снаружи и вдругощущаю какую-то липкость на ручке. Моя ладонь отрывается от нее совсембагровая. Это меня потрясает. К счастью, в коридоре никого нет — время завтракаеще не подошло, и я кидаюсь назад в комнату, намачиваю под краном носовойплаток и протираю ручку. Я осознаю, что меня бьет дрожь, словно в лихорадке.Осторожно прохожу по коридору, но больше ничего не обнаруживаю. Возвращаюсь всвою комнату и стираю носовой платок в холодной воде, пока все следы кровиполностью не исчезают.

Тогда я спускаю воду из раковины, выжимаю платок,заворачиваю его в запасной, который достаю из чемодана, и кладу их в карман,где мокрый должен скоро высохнуть. Внимательно вглядываюсь, пока спускаюсь полестнице, и выхожу на улицу, но не обнаруживаю ничего уличающего. Иду в сад приресторане, который посещал последнее время, и заказываю кофе с булочками. Длявина еще слишком рано да и необходимо сохранять голову свежей.

Мой официант болтлив и явно хочет поделиться со мнойкакой-то новостью, но моя сдержанность останавливает его. Позднее он подходитвзять заказ у пары за соседним столиком, и я слышу большую часть их разговора.На соседней улице нашли мертвую девушку. Видимо, ее убили. Почему-то я начинаюволноваться. Настолько, что чуть не ухожу, не уплатив по счету. Однако официантперехватывает мой взгляд и подходит, чтобы рассчитаться. Я опускаюсь на стул,не в силах совладать со своими нервами, и с трудом выговариваю слова. Официантсмотрит на меня с любопытством. Спрашивает, не дурно ли мне. Я понимаю, чтонамерения у него самые лучшие, и заставляю себя поблагодарить его и заверить,что все уже прошло.

Удовлетворенный этим, он уходит с банкнотой, которую я емудал, а когда возвращается со сдачей, я в такой растерянности, что даю ему начай куда больше, чем у меня в обыкновении. Он бормочет слова благодарности, акогда отходит к другому столику, я встаю, чтобы покинуть сад. Однако потрясен ягораздо больше, чем мне казалось, и у меня подламываются ноги. Но если я сядуза другой столик, ко мне подойдет другой официант, чтобы взять мой заказ, апотому я просто стою на месте, собираясь с силами и с мыслями.

Из сада я выхожу, шатаясь, но, к счастью, почти напротивесть сквер. Каким-то образом я умудряюсь перейти Strasse [7] и найти пустуюскамью под бледным солнцем. Я долго сижу там, и прохладный ветер ерошит моиволосы, пока я мало-помалу прихожу в себя. Когда наконец я смотрю на свои часы,они показывают время обеда, и я ошеломлен тем, сколько часов миновало. Но ячувствую себя лучше, поправляю галстук, отряхиваюсь и направляюсь к довольношикарному ресторану на проспекте, где с удовольствием долго и неторопливообедаю.

День в разгаре, но я испытываю отчаянное нежеланиевозвращаться к фрау Маугер. Вместо этого я часа два провожу в Зоологическомсаду, где завороженно наблюдаю, как крупных хищников кормят огромными кускамимяса, и совсем забываю мое недавнее расстройство. Их рев утоления голода всееще басовито заглушает пронзительные крики тропических птиц, когда я выхожу вмчащийся хаос экипажей и колес, стянутых железными ободьями. С большимоблегчением добираюсь до островка относительной тишины, где расположен мой пансион.

На земле протянулись длинные тени. Я открываю дверь итихонько иду к лестнице. Замечаю, что дверь крохотной гостиной фрау Маугероткрыта, и в коридор падает полоска света. На звук моих шагов она подходит кдвери, лицо у нее встревожено. Заходил человек и расспрашивал всех ее жильцов,говорит она. И выражает надежду, что ничего плохого не случилось. Он беседовалсо всеми, кроме меня и молодого чиновника. Пряча тревогу, я спрашиваю, что емубыло нужно. Фрау Маугер пожимает плечами. "Он сказал, что таков порядок",— отвечает она. Я спрашиваю ее, как он выглядел. Она опять пожимает плечами."Обыкновенно — пожилой, в черном кожаном пальто и зеленой фетровой шляпе.Сказал, что зайдет завтра, чтобы завершить опрос", — добавляет она.

Сердце у меня колотится. Полицейский агент! Я хорошо знаюэту породу! Надеюсь, что смятение не отражается на моем лице. Но лицо фрауМаугер в лучах лампы, падающих из двери, остается невозмутимым. Я говорю ей,что завтра днем из дома не уйду, и это ее как будто удовлетворяет. Она в третийраз пожимает плечами, возвращается в гостиную и закрывает дверь. Я поднимаюсьпо лестнице, а в сердце у меня нарастает паника. Я забыл спросить мою любезнуюхозяйку, не обыскивал ли он чьи-нибудь комнаты. А теперь уже поздно. Вернутьсяи спросить — значит лишь возбудить подозрения. К счастью, никаких признаковобыска в моей комнате я не замечаю. Я знаю, что мне надо делать. Сновапересчитываю деньги и приступаю к приготовлениям.