Книги крови. I–III - Клайв Баркер Страница 25

«Мертвый». Слово более громоздкое, чем «живой», и от него у Лейси перехватило дыхание.

– Он может уходить и возвращаться, когда захочет, – продолжил он.

– Хочешь сказать, Хенесси мертв? – спросил Редмен. – Сейчас следи за языком, Лейси.

Мальчик замялся: он понимал, что идет по канату и очень близок к тому, чтобы лишиться защитника.

– Вы обещали, – сказал он вдруг с ледяным холодом в голосе.

– Обещал, что тебе ничего не сделают. И не сделают. Я это сказал, и я от своих слов не отступаю. Но это не значит, что мне можно врать, Лейси.

– В чем врать, сэр?

– Хенесси не мертв.

– Мертв, сэр. Это все знают. Он повесился. Со свиньями.

Редмену врали много раз, причем профессионалы, и ему казалось, что он научился разбираться во лжи. Он знал все ее признаки. Но мальчик не выказывал ни одного. Он говорил правду. Редмен чувствовал это нутром.

Правду, только правду; ничего, кроме.

Это не значило, что все так, как он говорит. Мальчик просто говорит правду, как он ее понимает. Он верит, что Хенесси скончался. Это еще ничего не доказывало.

– Если бы Хенесси был мертв…

– Он мертв, сэр.

– Если бы так и было, как он может быть здесь?

Мальчик посмотрел на Редмена без тени лицемерия.

– Вы не верите в привидения, сэр?

Такое очевидное решение поставило Редмена в тупик. Хенесси мертв, но все-таки он здесь. Следовательно, Хенесси – привидение.

– Не верите, сэр?

Мальчик задавал не риторический вопрос. Он хотел – нет, он требовал разумного ответа на разумный вопрос.

– Нет, мальчик, – ответил Редмен. – Нет, не верю.

Лейси как будто не смутил этот конфликт мнений.

– Вы увидите, – сказал он просто. – Вы все увидите.

В свинарнике голодала большая безымянная свинья. Она следила за ритмом дней, и с их течением росли ее желания. Она знала, что время гнилых объедков в лохани прошло. Место этих поросячьих радостей заняли другие аппетиты.

Она приобрела вкус – с того прошлого раза – к еде с особой текстурой, особым резонансом. Подобный корм она не собиралась требовать постоянно – только когда у нее возникала потребность. Небольшая потребность – время от времени укусить кормящую руку.

Она стояла у калитки своей тюрьмы, беспокойная от предвкушения, ждала и ждала. Она фыркала, она хрюкала, ее нетерпение переходило в тупой гнев. В прилегающем загоне, в свою очередь, заволновались кастрированные сыновья, почувствовав ее стресс. Они знали ее натуру – и она была опасна. В конце концов, она сожрала двух их братьев, живьем, еще мокрых после утробы.

Потом из-за синей завесы сумерек раздался шум – тихий шорох шагов по крапиве и чье-то бормотание.

К свинарнику подходили двое мальчишек, уважение и опаска чувствовались в каждом шаге. В ее присутствии они нервничали, и их можно было понять. О трюках свиньи ходило море слухов.

Разве не говорила она в гневе одержимым голосом, изворачивая свои жирные свиные губищи и изрекая слова украденным языком? Разве не вставала порою на задние копыта, розовая и властная, и не требовала, чтобы в ее тень слали самых маленьких ребят, чтобы сосать ее титьки – голыми, как поросята? И разве не била она свирепо копытом по земле, пока поданную еду не разрезали на кусочки и аккуратно, прикасаясь к мясу лишь двумя дрожащими пальцами, не клали ей в пасть? Все это было.

Бывало и хуже.

Сегодня, знали мальчишки, они не принесли того, чего она хотела. Не то мясо, что она заслуживала, лежало на тарелке. Не сладкое белое, которое она просила другим своим голосом, – мясо, которое она, если желала, могла взять силою. Сегодняшним угощением был простой залежавшийся бекон, украденный с кухни. Лакомство же, которого она жаждала, – мясо, которое загоняли и пугали, чтобы насытить мышцы, а потом колотили, как отбивную, ей на потребу, – это мясо оказалось под особой защитой. Не сразу удастся выманить его на убой.

Тем временем, надеялись они, она примет извинения и слезы и в гневе своем не сожрет посланников.

Один из мальчишек к тому моменту, пока дошел до стены свинарника, наложил в штаны, и свиноматка учуяла это. Ее голос приобрел другой тембр, смакуя остроту их страха. Вместо низкого хрюканья она издала высокую, раздраженную ноту. Она говорила: «Знаю, знаю. Придите же на мой суд. Знаю, знаю».

Она наблюдала за ними сквозь щель калитки, и ее глаза поблескивали самоцветами в мрачной ночи – ярче ночи, потому что были живыми, яснее ночи, потому что жаждали.

Мальчики пали на колени у калитки, покаянно склонив головы, с подносом в руках, накрытым легкой заляпанной кисеей.

– Итак? – сказала она. Они мгновенно узнали голос. Его голос – из пасти свиньи.

Старший, чернокожий парнишка с заячьей губой, тихо заговорил с этими светящимися глазами, преодолевая страх:

– Это не то, что вы хотели. Мы просим прощения.

Второй, неуклюжий в своих отяжелевших штанах, тоже пробормотал извинения.

– Но мы его вам доставим. Правда. Доставим очень скоро, как только сможем.

– Почему не сегодня? – спросила свинья.

– Он под защитой.

– Новый учитель, мистер Редмен.

Свинья уже как будто все знала. Она помнила их противостояние, как он таращился из-за забора, будто она зоологический образчик. Так вот кто ее враг – этот старик. Она отомстит. О да.

Мальчики слышали ее обещание возмездия и как будто успокоились, что их избавили от этого дела.

– Подай ей мясо, – сказал чернокожий.

Второй поднялся, снимая кисею. От бекона дурно пахло, но свиноматка все равно влажно похрюкивала от воодушевления. Возможно, она их простила.

– Давай, скорее.

Мальчик взял первую полоску бекона указательным и большим пальцами и поднес. Свинья повернула голову набок и цапнула, обнажив желтеющие зубы. Кусочек мигом пропал. Второй, третий, четвертый, пятый – тоже.

Шестой и последний кусок она забрала вместе с его пальцами, отняла с такой элегантностью и скоростью, что мальчишка только пискнул, когда ее зубы сжевали и проглотили тонкие фаланги. Он отдернул руку от ограды свинарника и раскрыл рот при виде увечья. Она нанесла небольшой ущерб, учитывая обстоятельства. Пропали кончик большого и половина указательного пальцев. Из раны быстро и мощно хлестнула кровь на его рубашку и ботинки. Она фыркнула, хрюкнула и, казалась, осталась довольна.

Мальчик вскрикнул и побежал.

– Завтра, – сказала свинья оставшемуся просителю. – Не это старое свиное мясо. Оно должно быть белым. И я устрою пир. Кости, хрустите, и кровь… Лейся, – она нашла это удачной шуткой.