Безымянные культы. Мифы Ктулху и другие истории ужаса - Роберт Говард Страница 28

Не могу описать отталкивающую духоту низких мглистых коридоров глубоко под землей. В какие давние века Маленький Народец вырубил в скале эти загадочные ходы и зачем? Стали ли они последним рубежом обороны от наступающего человечества, или просто служили прибежищем с незапамятных времен? Кто мог ответить на эти вопросы? Я видел звериные лики Детей Тьмы, и тем не менее они сумели вырубить туннели и залы, а этот лабиринт поставил бы в тупик современных инженеров.

Даже если Маленький Народец только завершил работу, начатую природой, все равно это невероятный труд для сравнительно малочисленной расы крохотных созданий.

Я посмотрел на часы и с изумлением понял, что провел в туннелях гораздо больше времени, чем рассчитывал. Я поспешил начать искать лестницу, по которой когда-то поднимался Конан. Она, как и следовало ожидать, вывела меня туда, где когда-то был выступ, а теперь не более чем выпуклость на отвесной скале. За прошедшие века река совсем обмельчала, и теперь лишь крохотный ручеек бесшумно бежал к морю далеко внизу.

Да, поверхность Земли меняется, меняются очертания континентов, вырастают и разрушаются горы, исчезают и появляются реки, высыхают озера, и лишь следы без вести сгинувших таинственных рас под землей пребывают не подвластные времени. Следы остаются, но где же их оставившие существа? Может, скрываются в недосягаемых глубинах?

Я не знаю, сколько простоял в задумчивости. Но, случайно взглянув на выступ напротив, тоже сильно изъеденный ветрами и дождем, я отступил вглубь туннеля. Там, взявшись за руки, появились две фигуры, и меня совсем не удивило, что это были Ричард Брент и Элеонора Блэнд. Вспомнив, зачем пришел в пещеру, я нащупал в кармане револьвер. Они не могли видеть меня, но ветер доносил до моих ушей их слова, благо между нами теперь не было ревущего потока.

– Ей богу, Элеонора, – говорил англичанин, – я рад, что ты решилась пойти со мной. Кто бы мог подумать? Легенды о тайных туннелях оказались истинной правдой. Интересно, почему рухнула перегородка? Мне кажется, я слышал какой-то шум. Может быть, какой-нибудь бродяга забрел в пещеру до нас и сломал перегородку? Как ты думаешь?

– Не знаю, – ответила девушка. – Я помню… ох, да… Такое странное ощущение, что я здесь уже была. Может, во сне, не знаю. Я смутно вспоминаю, как я бегу по этим коридорам, а меня преследуют ужасные чудовища…

– А я был там? – шутя спросил Брент.

– Да, и Джон тоже, – ответила Элеонора. – Но ты был не Ричардом Брентом, а Джон не Джоном О'Брайеном. И я тоже была иной. О, все это так смутно, я не могу ничего толком рассказать. Все в тумане… страшно…

– Я, кажется понимаю, – неожиданно серьезно согласился с ней Ричард. – С тех пор как мы вошли в пещеру и наткнулись на старый туннель, меня тоже не покидает чувство, что я здесь уже был. Какие-то обрывки воспоминаний: ужас, опасность, битвы… и любовь.

Он шагнул к краю пропасти и посмотрел вниз. Элеонора вскрикнула и судорожно вцепилась в него.

– Не надо, Ричард! Не надо!

Он обнял ее.

– Что случилось, дорогая?

– Ничего, – пробормотала она, еще крепче прижимаясь к нему. С расстояния десяти ярдов я ясно видел, что она дрожит. – Просто какое-то жуткое чувство – головокружение и страх, словно я падаю с большой высоты. Дик, не подходи к краю, я боюсь.

– Не буду, дорогая, – ответил он. – Элеонора, я давно хотел тебе сказать… спросить… я не мастак красиво говорить… я люблю тебя и всегда любил. Ты это знаешь. Но если ты не любишь меня, то я уйду и никогда больше тебя не побеспокою. Только ответь мне, пожалуйста, чтобы избавить меня от мук. Ты любишь меня или американца?

– Тебя, Дик, – ответила она, уткнувшись лицом ему в плечо, – и всегда любила тебя, только сама не понимала. Я просто не могла разобраться в своих чувствах. Но сегодня, пока мы пробирались через это ужасное подземелье, и сейчас, когда мне показалось, что мы падаем с этого выступа, я поняла: я люблю тебя. Только тебя, мой единственный!

Ее золотая головка доверчиво лежала у него на плече. Они поцеловались. Во рту у меня пересохло, сердце сжалось, но безумие, терзавшее мою душу, отступило. Эти двое принадлежали друг другу. Тысячелетия назад они жили и любили, и погибли из-за меня.

Обнявшись, они повернулись к входу в туннель, и я увидел, как они отшатнулись. Тамира, то есть Элеонора, пронзительно закричала. Из расщелины, щурясь на солнечный свет, выползло отвратительное существо. Да, я узнал эту тварь – ужас забытых эпох. Отродье подземелий покинуло чертоги тьмы давно забытого прошлого, чтобы поймать когда-то ускользнувшую добычу.

Тысячи лет под землей сделали с изначально чуждым всему человеческому существом нечто ужасное. Инстинктивно я знал: это – последняя тварь. До того как кануть в Лету, Дети Тьмы потеряли всякое сходство с людьми. И последний из их рода больше напоминал гигантскую змею, обладавшую рудиментарными лапами с кривыми когтями. Пятифутовое исчадье ада ползло на брюхе, оскалив острые клыки, наполненные ядом. Приподняв голову на длинной шее, тварь зашипела. Узкие желтые глаза веяли ужасом смерти.

Я их узнал, именно эти глаза следили за мной из темного туннеля. Тварь побоялась напасть на меня тогда, может быть, испугавшись света фонаря.

Она не торопясь подползала к попавшей в ловушку парочке. Смертельно бледный Брент заслонил собой Элеонору, пытаясь защитить ее. И я, Джон О'Брайен, возблагодарил судьбу за шанс искупить мою – Конана – вину перед влюбленными.

Чудовище, словно гигантская кобра, поднялось на дыбы, и Брент мужественно шагнул ему навстречу. Я прицелился. Выстрел грянул, как гром Крома, и прямо между налитых нечеловеческой злобой глаз монстра появилось аккуратное отверстие. Тварь издала жуткий вопль – так мог бы кричать поверженный Люцифер – и, корчась и извиваясь, рухнула в пропасть.

Когда сердце разрывается от боли, когда пелена черной тоски застит взор, когда божий свет не мил и впору наложить на себя руки, отправляйся в город Голуэй, что в графстве с таким же именем, в провинции Коннахт, в государстве Ирландия.

Голуэй еще зовется Городом Племен. Он овеян поистине целительными чарами, и если ты голуэйской крови, то из какой бы дали ни явился, печаль твоя вскоре растает как сон в седой дымке старины, оставив о себе лишь воспоминание, горько-сладкое, будто аромат увядающей розы. А если пройтись по синеватым коннахтским холмам и подышать соленым и пряным ветром Атлантики, жизненные неурядицы и радости поблекнут и отступят. Все земное утратит свою реальность и суетность, уподобится теням проплывающих по небу облаков.

Я отправился в Голуэй – так раненый зверь заползает в свое логово среди холмов. Впервые этот город предстал перед моим взором, и он вовсе не выглядел чужим или незнакомым. Я как будто вернулся домой. Далекий край, где мне довелось родиться, быстро забывался, и с каждым днем я все глубже врастал в землю предков.

Моя душа изнемогла от страданий. Сестра-близнец, которую я любил, как никого другого, внезапно ушла из жизни. Вот только что рядом звенел ее смех, лучились улыбкой ясно-серые ирландские глаза, а теперь над ней растет холодная жесткая трава. Видит Господь, не одному лишь Его Сыну достались нестерпимые муки распятия.