Призрачные огни - Дин Кунц Страница 29

В 0.41 они сообщили о смерти Эрнестины ее родителям, вместе с которыми она жила в скромном домике между двумя магнолиями, немного восточнее Мейн-стрит. Семья уже спала, и страшному известию сначала не поверили, убежденные, что Эрнестина дома и тоже спит. Но, разумеется, ее постель была пуста.

Хотя у Хуана и Марии Фернандес было шестеро детей, они восприняли этот удар, как будто Эрнестина их единственный ненаглядный ребенок. Мария сидела на розовом диване в гостиной, стоять она не могла. Рядом с ней поместились два ее младших сына – оба еще подростки – с покрасневшими глазами и чересчур потрясенные, чтобы заботиться о сохранении внешней мужественности и невозмутимости, за которыми обычно прячут свои переживания мальчики-латиноамериканцы. Мария держала в руках фотографию Эрнестины в рамке, плакала и вспоминала, какая у нее была замечательная дочь. Другая ее дочь, девятнадцатилетняя Лаурита, сидела одна в столовой, безутешная, никого к себе не подпуская, сжимая в руках четки. Хуан Фернандес как маятник ходил по комнате, сжав челюсти и яростно моргая, чтобы сдержать слезы. Ему, как главе семьи, необходимо было служить всем примером, держать себя в руках, не дрогнуть и не сломаться перед этим визитом к ним muerta [7]. Но задача оказалась непосильной, и он дважды удалялся в кухню, и из-за закрытых дверей слышались его сдавленные рыдания.

Джулио не мог ничем облегчить их горе, но он сумел внушить им веру в справедливость и возмездие, возможно, потому, что его собственный долг перед Эрнестиной был для него абсолютно ясен и от него исходило ощущение непреклонного упорства – сродни упорству гончей, идущей по следу: Или причиной была его жгучая ярость по поводу существования смерти, смерти вообще, которая ясно читалась по его лицу, глазам и голосу. Эта ярость кипела в нем уже долгие годы, прошедшие с того дня, когда он увидел крыс, перегрызающих горло маленькому брату, и к настоящему времени ее огонь разгорелся так ярко, что стал заметен всем.

От мистера Фернандеса Джулио и Риз узнали, что Эрнестина ушла на весь вечер со своей лучшей подругой Бекки Клинстад, с которой они вместе работали официантками в местном мексиканском ресторане. Они уехали на машине Эрнестины – серо-синем «Форде» десятилетней давности.

– Если такое случилось с Эрнестиной, – сказал мистер Фернандес, – то где же бедняжка Бекки? С ней, наверное, тоже что-то стряслось. Что-то ужасное.

Из кухни Фернандесов Джулио позвонил семье Клинстад, живущей в Ориндже. Бекки – Ребекка – домой еще не приходила. Ее родители не волновались, потому что она была женщиной взрослой, а еще потому, что те дискотеки, куда любили ходить Бекки и Эрнестина, работали до двух часов утра. Но теперь они начали волноваться.

1.20 ночи.

Джулио сидел за рулем неприметного седана, припаркованного напротив дома семьи Фернандес, бессмысленно уставясь в ночь, благоухающую магнолией.

Сквозь открытые окна доносился шорох листьев, потревоженных легким июньским ветерком. Холодный, тоскливый звук.

Риз воспользовался установленным на консоли компьютером, чтобы передать в участок последние данные и объявить розыск серо-синего «Форда». Он узнал его номерной знак у родителей Эрнестины.

– Посмотри, нет ли там для нас чего, – попросил Джулио.

Ему не стоило сейчас прикасаться к компьютеру. Он был в ярости, и ему хотелось что-нибудь разбить – все равно что, – ударить обоими кулаками, а если у него что-нибудь не заладится с компьютером или он по ошибке нажмет не на ту клавишу, то, пожалуй, выместит свое зло на машине просто потому, что она подвернулась под руку.

Риз вызвал банки в главном полицейском управлении и запросил введенную туда информацию. По дисплею побежали бледно-зеленые, слегка мерцающие буквы. То был отчет полицейских, которых Джулио отправил в морг, чтобы они убедились, не принадлежат ли скальпель и окровавленный халат, найденные в мусорном контейнере, кому-нибудь конкретно. Официальные лица в морге подтвердили, что из кладовки исчезли скальпель, лабораторный халат, хирургическая одежда, включая шапочку, и пара туфель, пропитанных антистатиком. Однако никто из тамошних работников не был связан с кражей этих предметов.

Подняв глаза от дисплея и снова уставившись в ночь, Джулио сказал:

– Это убийство как-то связано с исчезновением тела Эрика Либена.

– Может, просто совпадение, – заметил Риз.

– Ты веришь в совпадения? Риз вздохнул.

– Нет.

О лобовое стекло бился мотылек.

– Может, тот, кто украл труп, убил Эрнестину? – предположил Джулио.

– Зачем?

– А вот это нам предстоит выяснить.

Он включил мотор, и они уехали от порхающего мотылька и перешептывающихся листьев. Джулио свернул на север и поехал прочь из делового района Санта-Аны.

Он ехал по Мейн-стрит, где горели яркие фонари, но в нем самом царила непроглядная тьма, и от нее было не уйти.

1.38 ночи.

До дома в стиле испанского модерна, принадлежащего Эрику Либену, они доехали быстро, потому что все улицы были пусты. В этом богатом районе ночь казалась особенно тихой. Их шаги по покрытой плиткой дорожке гулко отдавались в тишине, а когда они нажали кнопку звонка, звук донесся до них как с самого дна глубокого колодца.

Ни Джулио, ни Риз никакими полномочиями в Вилла-Парке не обладали. Он вообще находился на довольно приличном расстоянии от их участка. Однако в округе Ориндж, представлявшем, по существу, один большой растянутый город, разделенный на много жилых районов, преступники редко брали в расчет необходимость придерживаться одного района, контролируемого определенным полицейским участком. И если возникала потребность собрать улики в другом районе, нужно было взять с собой сопровождающего из местной полиции, или получить соответствующее разрешение, или попросить коллег самих проделать нужную работу. Обычно такие просьбы встречались благосклонно.

Но на все эти формальности требовалось время, так что Джулио и Риз частенько обходились без них. Они ехали туда, куда им было нужно, разговаривали с тем, с кем нужно, и извещали местные власти только в тех случаях, когда обнаруживали что-то важное по делу или если ситуация грозила перерасти в столкновение.

Мало кто из детективов действовал так смело. Несоблюдение формальностей могло кончиться выговором. Повторные нарушения правил могли рассматриваться как огорчительное отсутствие уважения к порядку и наказываться временным отстранением от работы. Слишком большое количество подобных нарушений – и даже самый лучший полицейский мог забыть о повышении и начать волноваться, удастся ли ему дослужить до пенсии.

Все эти соображения не слишком волновали Джулио и Риза. Разумеется, им хотелось получить повышение. И до пенсии дослужить. Но гораздо важнее карьеры и финансового благополучия было для них довести свои расследования до конца и засадить убийц в тюрьму. Тот не полицейский, кто не рискует жизнью ради своих идеалов, а если ты рискуешь жизнью, стоит ли волноваться о таких мелочах, как прибавка к зарплате или пенсионный фонд.