Мой знакомый призрак - Майк Кэри Страница 51

Медленный, томный взмах бесконечных ресниц вернул к реальности: оказывается, я целую минуту с открытым ртом оценивал прелести незнакомки. Для первого взгляда, пожалуй, слишком долго.

— У вас такой вид… — начала женщина, будто пытаясь объяснить бесплатный коктейль и свое появление. Голос — глубокое хрипловатое контральто — идеально соответствовал ее внешности. — Вид человека, пытающегося воскресить в памяти прошлое, но без особого успеха.

Заставив себя равнодушно пожать плечами, я поднял бокал с самбукой: за вас, мол.

— М-м-м, спасибо, какая вы милая! — сделав большой глоток, поблагодарил я. Края бокала до сих пор не остыли, и я обжег нижнюю губу.

— Милая? — на секунду задумавшись, переспросила незнакомка. — Ну, это вряд ли. Можете считать, что я вас предупредила.

Оказывается, себя эта женщина тоже не обидела: на барной стойке — высокий бокал с темно-красной жидкостью: «кровавой Мери» или чистым томатным соком. Чокнувшись со мной, она одним глотком выпила сразу половину.

— Жизнь коротка, полна горечи, боли и неизвестности. — Опустив бокал, брюнетка снова пронзила меня взглядом. — Так что, думаю, лучше жить настоящим.

Стандартная для начала разговора с незнакомым человеком фраза, но мне такое в новинку. Вдохнув божественный запах полной грудью, я с удивлением почувствовал эрекцию.

Так, нужно срочно изобразить добродушную небрежность.

— Обычно я так и делаю, просто день не сложился…

— Но вот появилась я, — с улыбкой промолвила незнакомка.

Ее звали Джулиет. Джулиет и больше никаких подробностей. Выяснилось только, что она не из Лондона. Я определил это по акценту, вернее, как и у Лукаша Дамджона, по полному его отсутствию. Произношение отточено до алмазной остроты: слоги нанизывались один на другой так, словно все фразы заранее выучили наизусть. Очень в стиле ведущих музыкального конкурса «Евровидение», но с каких пор от «Евровидения» становится тесно в штанах?

Моей персоной Джулиет тоже особо не интересовалась. Вот и замечательно! В таком состоянии чем меньше говоришь и думаешь о работе, тем лучше. Что мы обсуждали, сейчас уже не вспомнить. В памяти отложилось лишь горячее желание выбраться из бара и найти место, где можно трахаться, как бешеные кролики.

Тем временем принесли еще один бокал черного коктейля, потом еще и еще. Я осушил их все, не успев толком распробовать. Удивительно: если присмотреться повнимательнее, все вокруг кажется черным — глаза Джулиет что два черных калейдоскопа, мир в них растворяется, а потом появляется снова, окрашенный в мягкие полуночные тона.

Из бара в черную ночь, освещенную робким, тщедушным месяцем, затем в черное такси с черным водителем, который сорвался с места, даже не услышав, куда нам нужно. Или я все-таки назвал адрес: какая-то часть мозга еще занималась мирскими проблемами, пока я лапал аппетитные черные округлости Джулиет. Впрочем, она отбивалась без особого труда.

— Не здесь милый! — шептала красавица. — Отвези меня туда, где никто не увидит.

Затем такси скрылось за поворотом, оставив нас перед домом Пен. Все окна темные, за исключением одного: Пен у себя в подвале и еще не легла. Кажется, я не видел ее уже два дня…

Сейчас это не важно, главное — провести Джулиет в мою комнату и закрыть дверь. Только бы подняться туда, — а потом весь мир может катиться к черту.

Никак не получалось попасть ключом в замочную скважину, но Джулиет что-то шепнула, и дверь раскрылась сама. Очень кстати! Очаровательная спутница за руку вела меня по лестнице, а вокруг нас образовался кокон абсолютной тишины. Когда я заплетающимся языком попытался ее позвать, даже голоса своего не услышал. Джулиет улыбнулась: белозубая улыбка сулила такое — сил никаких не осталось терпеть!

Дверь в комнату открылась так же легко, как входная. Втащив меня за порог, Джулиет плотно ее прикрыла.

— Боже, ты такая… — начал я.

Женщина, приложив к моим, губам палец, велела замолчать. Случай был явно не тот, когда нужно соблазнять партнершу, и морочить ей голову неловкими словами. Блузки даже касаться не пришлось — она сама упала на пол, а вслед за ней — брюки и туфли. Кожа, в ослепительном контрасте с глазами и волосами, молочно-белая: даже соски и полукружия вокруг них словно выточены из кости.

Когда на Джулиет осталась лишь цепочка, соблазнительно позвякивающая на левой лодыжке, она прижалась ко мне и, придерживая тонкой, но удивительно сильной ладонью мой затылок, впилась в губы поцелуем.

— Я хочу тебя, — прорычала она. — Всего, без остатка!

Свободной рукой Джулиет сорвала с меня одежду: в полном сумбуре я не удивился и не испугался того, что длинные ногти вспарывали ткань, как бумагу, оставляя на коже глубокие царапины. Вот бледная ладонь скользнула меж бедер… Долго ласкать не пришлось: через пару секунд мы вместе содрали то, что осталось от брюк и трусов. Сначала воедино слились наши губы, потом чресла. Джулиет вдохнула воздух из моих легких, и мне показалось, что из сердца и промежности по телу потек жар.

Я думал, это настоящая любовь, но жар усилился, за долю секунды из приятного превратившись в мучительный. Когда я открыл глаза, алое пламя уже окутало нас обоих, скрыв из виду комнату.

Как больно! Невыносимый жар растекался по телу, словно дикий зверь, запертый в тесное, без окон и дверей помещение. Зверь рвался наружу, чтобы соединиться с пламенем, которое полыхало сверху. Я пытался вырваться, хотя бы отстраниться, но меня будто приварили к месту: распяли на кривом дереве, обвившем ветвями, чтобы пошевелиться не мог. Крикнуть тоже не удавалось: рот открыт, но в него что-то набилось и душило, душило, душило, не позволяя даже пикнуть.

Боль одолевает человека двумя способами: сильная в большинстве случаев отрубает мозги. Но, если к боли готовиться, она превращается в якорь: цепляясь за него, можно остаться в сознании. Со мной так и произошло. Агония будоражила громким колоколом, пробуждая из транса, в который ввела суккуб.

Естественно, Джулиет оказалась суккубом. Чернущие глаза и естественный аромат должны были меня насторожить, но я попал под ее влияние, не успев сообразить, с кем имею дело. Потом мозги переместились из головы в головку, так что трезво оценивать ситуацию получалось не лучше, чем танцевать канкан со сшитыми ногами.

Итак, я умру ужасной смертью.

Суккубы пожирают душу медленно, потому что, м-м-м, как бы поделикатнее выразиться, воздействуют через орган, у которого нет зубов. Я чувствовал, как постепенно сдаю позиции, слабею, но — вот парадокс! — испытывал при этом лихорадочное наслаждение. Джулиет убивала, стараясь, чтобы я наслаждался процессом.

Что же, по крайней мере, я думал; думал, несмотря на боль и возбуждение, словно пытался настроить голос на радио, из которого пока слышались только помехи. И в итоге понял: у меня есть шанс, очень небольшой, где-то между «почти невозможно» и «невозможно».