Кровь и лед - Роберт Мазелло Страница 66

На территории китобойной станции Данциг окриком остановил собак, одновременно дергая за поводья, и когда сани встали, ловко соскочил на землю. Шум полозьев стих, и наступила непривычная тишина. Слышалось лишь постукивание гофрированных стальных листов со стороны склада да завывание ледяного ветра, гуляющего между каменными и деревянными постройками, которые возникли тут задолго до металлических строений. Майкл с помощью Данцига выбрался из гамака и ступил на грязную промерзлую землю. Вокруг них и дальше по склону горы торчали обветшалые сооружения непонятного назначения, и Майклу невольно вспомнился город-призрак, который ему однажды довелось фотографировать на Северо-Западе. Сходство было полное.

И все-таки это место производило более гнетущее впечатление. Как-никак мужчины находились на территории, где совершались убийства, и земля эта некогда была сплошь усеяна потрохами животных, а по ней текли реки крови. В нескольких ярдах вверх по склону виднелась полуразвалившаяся постройка, в которую вели извивающиеся почерневшие рельсы, словно дорожка американских горок. Туда, в цеха переработки, в механических вагончиках отвозили наиболее ценные части китовых туш, тогда как кости и требуху разбрасывали по берегу, где своим запахом они привлекали тысячи птиц, устраивавших на парных останках шумное пиршество.

Пока Майкл копался в водонепроницаемой сумке, пытаясь вытащить непослушный штатив-треногу — из-за лютого холода перчатки невозможно было снять даже на несколько секунд, — Данциг установил снежный зацеп, нечто вроде стояночного тормоза автомобиля, чтобы собаки не смогли сдвинуть нарты с места. Затем для подстраховки привязал их веревкой к опрокинутой железной вагонетке без двух колес, вмерзшей в заиндевевшую землю. Кодьяк сел и стал ждать, внимательно наблюдая своими бело-голубыми глазами за действиями хозяина.

— Сейчас я их буду кормить, — сообщил Данциг. — Эту часть поездки они любят больше всего.

Видя, что каюр снимает с поручня прочную холщовую сумку, две рулевые собаки, то есть те, которые бегут ближе всего к саням, нетерпеливо завертелись и стали облизываться.

— Я пас, — пошутил Майкл, когда Данциг выудил из сумки несколько веревок с нанизанными кусками вяленого мяса.

— Хорошо, но не говорите, что я вам не предлагал, — засмеялся Данциг.

Под звуки собачьего лая и карканье редких поморников, без сомнения, привлеченных лайками и вяленым мясом, Майкл побрел по стылой обветренной земле. Он переступал через проржавелые рельсы и размышлял о том, что более безжизненного места не сыскать, наверное, на всем белом свете.

Ледяной блок в чане продолжал медленно разрушаться, причем уже сейчас — гораздо раньше, чем предполагалось, — от него начали отваливаться небольшие куски, как если бы на льдину изнутри что-то давило… От нижней части льдины, как раз там, где уже ясно просматривались ноги мужчины, отвалился острый обломок льда размером с бейсбольный мяч и всплыл на поверхность. Он пересек ванну и подплыл к пластиковому шлангу, который откачивал из емкости воду, поддерживая ее заданный уровень. Ледышку тут же засосало в рукав, где она и застряла намертво.

Но второй шланг продолжал исправно подавать морскую воду в аквариум, отчего ее уровень начал повышаться. По мере того как вода поднималась, она добралась до верхних трещин и невидимых каналов в льдине и просачивалась внутрь, словно кровь, наполняющая скрытые вены и капилляры. Приложи сейчас кто-нибудь к льдине ухо, он услышал бы звук, напоминающий пощелкивания в радиоприемнике, с которым трескался лед. Но к треску подмешивался и другой странный звук… Звук чего-то царапающего. Как если бы кто-то скреб ногтями по стеклу.

Берег на станции «Стромвикен» разительно отличался от прочих, виденных Майклом. Это было огромное кладбище, усеянное гигантскими черепами, позвонками и распахнутыми челюстями, выбеленными полярным солнцем и безжалостными ветрами. Одни кости принадлежали китам, забитым на станции, другие — разделанным на так называемых плавучих рыбозаводах прямо в океане. Останки животных сбрасывали в воду, после чего их прибивало к берегу.

То тут, то там между костей и валунов лежали морские слоны, наслаждающиеся лучами холодного летнего солнца. На человека в пухлой парке и темно-зеленых очках, наводящего на них фотокамеру, они не обращали никакого внимания, как не обращали внимания и на тех, кто впервые ступил сюда столетия назад, а потом начал их истреблять не менее варварски, чем китов.

Но морских слонов в отличие от китов поймать и убить было легко. На суше они неповоротливы и медлительны. Охотник просто подходил к животному, бил его по хоботообразному носу и, когда слон от неожиданности отскакивал назад на широких ластах, наносил копьем несколько уколов в сердце. Иногда животное умирало не сразу, а агонизировало целый час, истекая кровью. Первым делом убивали самцов, предварительно выманивая их из гаремов, потом принимались методично, одну за другой, уничтожать самок, которые продолжали охранять потомство, и, наконец, под нож шли детеныши — те, что постарше, с которыми стоило повозиться. Свежевание было самой ответственной частью процесса. Чтобы полностью содрать шкуру со взрослого животного, а затем отделить от мяса толстую жировую прослойку желтого цвета, требовались слаженные усилия четырех-пяти человек. Морские слоны оказались на грани полного истребления из-за сала, после варки которого удавалось получить до двух бочек жира с каждой особи.

Майкл знал, что морские слоны не представляют угрозы для человека, однако приближался к ним с осторожностью, стараясь не нервировать. Ему хотелось заснять животных в состоянии безмятежного покоя, а не тревоги, к тому же от этих созданий ужасно воняло. Доминантный самец, которого можно было узнать по исполинским размерам, линял, поэтому вокруг него были разбросаны клоки шерсти и кусочки шкуры, устилавшие землю, словно старый затоптанный ковер. Ревущие неподалеку самки выглядели не лучше. Майкл уперся ногой в невысокий ветрогранник — валун, за многие столетия обтесанный летучим песком до причудливой формы; камень под ногой Майкла, в частности, выглядел как перевернутая шляпа-цилиндр — и сделал первый снимок. Но стоять ровно под беспрестанными порывами ветра было трудно, не говоря уж о том, чтобы держать камеру неподвижно. Все-таки придется устанавливать треногу и фотографировать по всем правилам.

Майкл присел и стал рыться в сумке, и в этот момент вожак заревел, обдав журналиста зловонным запахом тухлой рыбы из пасти.

— Матерь Божья, да тут никакой ополаскиватель для рта не поможет, — пробормотал Майкл и принялся устанавливать штатив на относительно плоском участке каменистого берега.

Вода в аквариуме начала переливаться через борта на бетонный пол, где собиралась в лужицы и тонкими ручейками стекала в дренажные отверстия. Лаборатория морских биологов, как и все другие модули, покоилась на цилиндрических блоках на некотором возвышении от земли, поэтому отводимая по стальным трубам вода лилась прямо на лед.

В некоторых местах льдина была уже не толще колоды карт, так что ее пленников можно было рассмотреть во всех подробностях. Окончательное разрушение льда началось у основания, как раз там, где откололся кусок, закупоривший шланг. Теперь в том месте изо льда торчал носок черного, блестящего, как оникс, кожаного сапога.