Конвейер смерти - Николай Прокудин Страница 4

— Ну и причем тут тогда ты? Он теперь, получается, стал крайним?

— Нет, — ответил Бодунов. — Вызывают тех, кто складом рулил, и одного за другим трясут. Дошла очередь и до меня. Объект сгорел три месяца назад, а я все это время хожу, дрожу, запойно пью и жду, что дальше будет.

— Не потей, успокойся. Обойдется. Напишем тебе в тюрьму хорошую характеристику, медаль пришлем. Расскажем, как воюешь и под тяжестью пулеметов гнешься в горах. Сразу выпустят. Решат, что ты, сидя в тюрьме, будешь балдеть. А каторга — тут! Вернут назад в батальон, без проволочек. По этапу! Ха-ха-ха! — рассмеялся я.

— Тебе смешно, а мне не очень, — вздохнул Игорь.

— Ну, не вздыхай! У тебя дома обыск, что ли, был?

— Был. Квартиру и сарай перерыли, но ничего не нашли.

— Не там искали? — догадался я.

— Ага! Не там. Искали у жены в квартире, я у нее прописан, а те крохи, какие взял (как не взять, когда нет нигде ничего), у матери лежат. С женой-то я в разводе, в этом отпуске расстались.

— А чего так?

— Да надоела. Хуже горькой редьки. Ну ее.

— И с кем же ты отпуск проводил? На ком резвился?

— С кем, с кем… С ней же, со Стеллой.

— Ну, ты даешь! — рассмеялся я.

— Не я, а она дает.

— Как же так, а говоришь, разошлись?

— Чудак-человек! Я чужой, что ли? Я свой! Мы после того, как бумагу в загсе получили, пошли это дело обмывать, — продолжил рассказ Бодунов.

— А почему в загсе разводили?

— Детей не завели, не успели, оба согласны на развод, поэтому все прошло быстро, без проблем, без суда. И ей жить удобно. Пока я тут загораю, она вроде свободная и мужу не изменяет. Независимая, честная женщина. Развлекаться может сколько угодно. И мне хорошо, и я — вольный казак. Пошли мы с ней отметить изменение в семейном положении. Обмыли, потом внезапно обоим захотелось любви. Я говорю: дашь? Она в ответ — дам. Так и провели месяц. Что мне болтаться, кого-то искать? Когда проверенная подруга есть под боком. Да и квартира у нас маленькая, однокомнатная. Кровать одна, общая. Куда деваться?

— А дальше? — спросил я.

— Что дальше? Кино, танцы, пляж, пиво, вино и все та же испытанная общая кровать.

— Ну и зачем разводился-то? — опять непонимающе переспросил я.

— А хрен его знает! Надоела! — отмахнулся Игорь.

— И опять каждый день на Стеллу? Надоела, называется! — улыбнулся я.

— Развелся от нечего делать, потому что так захотелось.

— Чудак. Можно сказать, балбес!

— Можно и так сказать. А можно и грубее обласкать. Несерьезный я человек, — грустно подытожил Бодунов.

— А дальше что делать будете? После войны?

— Может, снова поженимся. Баба она неплохая, симпатичная, хозяйственная. Видно будет, как дальше жизнь пойдет. Для начала вернуться живым нужно! «Зеленка», видишь, впереди какая суровая! Безбрежная и бескрайняя! И «духов» в ней не перечесть. Что судьбой предначертано — никто не знает. Сегодня не стреляют, а завтра пули да осколки засвистят вокруг.

— Ну, ладно, ладно! Не грусти, поешь виноград, говорят, для мозгов сладкое полезно. Особенно тебе!

— Да он кислый како-то! Дрянь. Только на брагу годится.

— Поищи и найдешь сладкий. Ладно. Не журысь, казак! Все будет хорошо! Поехал я. Не то наше ротное начальство обидится и рассердится.

* * *

Бронемашина, медленно покачиваясь на земляных грядках и межах, ползла по винограднику, перемалывая гусеницами стоящую рядами лозу. Плети трещали и скрипели под натиском тяжелого металла. Они, тормозя движение, тянулись следом, оплетали траки и колеса, но все же обрывались, не выдерживая напора «стального зверя». Но даже машина не смогла прорваться сквозь тройной ряд изгороди. Большой моток проволоки опутал гусеницу, и мы остановились.

Рахмонов тяжело вздохнул, вылез из-за рычагов и скомандовал наводчику:

— Скляр! Вылезь, помогать будешь. Застряли.

— Быстрее солдат, быстрее, — прикрикнул я на бойца. — Мы что мишенью торчать будем?

Тр-р-р. Пак-пак-пак!!! Раздалась в эту минуту очередь из густого сада, и пули засвистели совсем рядом. Сидящие на броне посыпались на землю, как грибы из лукошка.

— Зибоев! Ты чего пулемет бросил? — заорал я на солдата. — Залазь обратно, стягивай пулемет вниз и лупи сквозь виноградник. Больше огня, больше шума!

Наводчик-оператор Скляр повернул башню и полосонул из пушки короткой очередью по кустарнику.

— Куда стрелять-то?! Никого не вижу! — завопил наводчик из башни.

Напрягая легкие, чтобы перекричать работающий на холостых оборотах двигатель, я проорал ему:

— Солдат, видишь четыре орешника?

— Те, что справа растут?

— Да! Вот туда и расстреляй ленту. Кажется, оттуда били.

Бум-бум-бум!!! Застучала пушка, и очереди 30-милиметровых снарядов отправились искать свою жертву. Тр-р-р!!! Огрызнулись еще раз кусты. «Духи» не желали отступать и отстреливались. Главное, чтобы у них не было гранатомета. Сожгут машину, гады! Та-та-та!!! Вновь просвистели пули над нами.

Зибоев перебросил с руки на руку для удобства тяжелый пулемет, повесил его на ремень и выпустил длинную-длинную очередь.

Я расстрелял четвертый магазин и понял: пора вызывать подмогу. Только собрался лезть на башню к радиостанции, как обстрел со стороны «духов» прекратился. Наступила напряженная тишина.

— Товарищ лейтенант! Я выдернул эту дурацкую проволоку из гусениц, можно двигаться, — обрадовал нас Рахмонов.

— Заползай в люк и вперед! Бойцы, на машину! Быстро! — приказал я, и машина осторожно двинулась к орешнику.

Со стороны командного пункта роты мчалась БМП, облепленная пехотой. На полпути к обстрелянной рощице мы встретились. Пехота спешилась и попряталась в винограднике. Мы с ротным упали в одну канаву.

— Что тут случилось? — поинтересовался Володя. — Бойцы целы?

— Солдат не задело, а почему про меня не спрашиваешь?

— Что с тобой станет — «Кощеем Бессмертным».

— Радует твоя уверенность в моей неуязвимости! Три-четыре «духа» долбили вот из-за тех деревьев и развалин. Мы им ответили, как смогли. Теперь они спрятались — молчат.

— Машины в линию, пехота сзади, вперед к рощице! Броня, непрерывный огонь! Пехота, бл…, не спать, стрелять! — скомандовал ротный.

Через пять минут мы проверяли место, где была засада. Трупов нет, но следов крови уходящих в кяризы «духов» достаточно много.

— Уползли, гаденыши! — сказал Володя и выругался витиеватым матом. — Никифор, у тебя на машине остались дымовые мины?