В прорыв идут штрафные батальоны - Евгений Погребов Страница 5
В прорыв идут штрафные батальоны - Евгений Погребов читать онлайн бесплатно
Противясь мистическому сознанию, не желая в этом признаваться самому себе, Павел все же втайне верил, жила в нем страстная слепая убежденность — должно воздаться! Нет — не от бога, но свыше.
Должна же она быть — высшая Справедливость?!
* * *
Ульянцева застал на месте. Ротный с ординарцем размещался в уцелевшем двухместном офицерском блиндаже, доставшемся ему от предшественника, тоже, по-видимому, командира роты. Внутри помещение походило на горницу сельского дома — сухое, светлое, обихоженное. Стены обиты тесом, ровный дощатый пол. По правую сторону от входа — раскладная походная офицерская койка, застеленная плащ-палаткой, по левую — тумбочка умывальника с приставленной сбоку волосяной щеткой на длинной ручке, — веник и швабра. У передней стены, против оконного проема — раскладной походный столик, два стула. На подоконничке — стандартный набор бритвенных принадлежностей, флакон одеколона, расческа.
Проследив за его оценивающим взглядом, Ульянцев криво усмехнулся:
— Умеют господа фрицы даже на передовой с комфортом устраиваться. Столовые приборы, чашечки, ложечки, кофейнички… Ну да ничего, погоним мы теперь их без остановок, не до удобств станет. Ты проходи, садись. Докладывай, с чем прибыл.
Павел молча выложил на столик выписку из приказа, показал взглядом — читай!
Ульянцев заинтересованно приблизился к столу, пробежал глазами по машинописным строчкам.
— Вот это да! — возбуждаясь, проговорил он. — Ну, удружил, взводный, так удружил. Спасибо. Я этого приказа, как манны небесной, жду, хотел уже третий рапорт подавать. Должник теперь твой…
— Я-то при чем? Комбата благодари, он тебе вольную подписал.
— Нет, правда, не могу я здесь больше оставаться. Сил нет. Обрыдло все до чертиков. Балтусу что? Он до войны в лагерях служил. Нравится ему с уголовным отребьем возиться — ну и на здоровье! А меня увольте. На всю жизнь, сколько ее осталось, впечатлений хватит. — Ульянцев трясущимися руками охлопал по карманам, ища и не находя папиросы. Край пачки «Беломора» выглядывал из-под подушки в изголовье койки. — Мерзкие поганые рожи! Куда угодно согласен — хоть в пекло, хоть к черту на рога, но только чтобы среди нормальных людей жить. — Он наконец обнаружил папиросы, нервно закурил. — А ты-то как согласился? Сдалась тебе эта лагерная помойка. Думаешь, выпустит тебя из своих когтей Балтус?… Черта с два! И не мечтай. Не тот человек, за кого себя выдает.
Павел почувствовал разочарование. Ему и в голову не приходило, что можно было — и следовало — отказаться, такой вариант даже как предположение не рассматривался. Да и не понимает разве Ульянцев, что слова его и по Колычеву рикошетом бьют.
«Не знаешь ты комбата», — с обидой за Балтуса подумал Павел, но вслух сказал другое:
— Извини, но ты неправ, лейтенант. Горячку несешь. Далеко не все в роте подонки и отбросы общества, как ты говоришь. Немало и таких, кто по нелепой случайности или дурости нашей извечной сам себя под статью подвел. И судимость у них — беда, а не вина. Да, проштрафились, наказаны. Но облика человеческого не потеряли и людьми быть не перестали. И воюют не хуже, чем в строевых частях, и дружбу фронтовую понимают. Я с ними в одной землянке живу, из одного котелка хлебаю. И что бы ты ни говорил — мне лучше знать!…
Ульянцев доводы Колычева то ли из упрямства, то ли из других каких соображений не принял, но пыл умерил, поуспокоился.
— Ладно, раз пошла коса на камень — останемся при своих интересах. Из двоих спорящих каждый думает, что он умней другого. Ни к чему теперь. Тимчук! — громко позвал он ординарца. — Где там у нас НЗ? Тащи сюда, нового ротного обмыть требуется.
Из тамбура появился расторопный ординарец Ульянцева — невысокий сухощавый боец лет тридцати пяти с вещмешком и двумя алюминиевыми солдатскими кружками в руках. Ловко орудуя штыком, вспорол банку мясных консервов, порезал хлеб и увенчал с преувеличенной торжественностью стол бутылкой трофейного коньяка.
— А где же новый ротный, гражданин лейтенант?
— Так вот же он — перед тобой!
Тимчук, видимо, всерьез замечание Ульянцева о новом ротном не воспринимал: шуткует ротный под настроение. Водился за ним такой грешок, и ординарец в свою очередь легко соглашался на понятную обоим игру, подставлялся ротному. Но вроде как и не шутит ротный, да и Колычев никак не дает понять, чему верить: спокоен. Смутившись, Тимчук неловко потоптался у стола, машинально обтер штык о штанину.
Ульянцев коротко хохотнул, показал ординарцу рукой на выход. Плеснул по кружкам коньяк, потянулся к Колычеву.
— Давай, ротный, за общую удачу выпьем. Чтоб и тебе в скором времени вслед за мной на своих двоих отсюда выбраться, и мне на новом месте прижилось. Иль в батальоне останешься?
— Война планы покажет.
— С тебя станется, — посочувствовал своей догадке Ульянцев. — А зря. Подставит тебя Балтус…
Павел не ответил. Поколебался, не соглашаясь, но тост поддержал.
Выпили по второму заходу. Ульянцев заторопился.
— Ну, в общем, все. Закругляться надо. Сям понимаешь, аттестаты, командировочное предписание, сухой паек в дорогу получить надо, то да се — на все время требуется. — Ульянцев озабоченно огляделся вокруг, прицениваясь, не забыл ли чего. Вдруг спохватился, кинулся к кровати. Опустившись на колено, пошарил под ней рукой, вытащил полевую сумку. — Вот, забирай. Тут вся ротная бухгалтерия. Разберешься. И сумку на память забирай. У меня другая есть.
Убедившись, что точно больше ничего не упущено, протянул Колычеву руку:
— Ну, бывай, ротный. Не поминай лихом, если что не так было. А я потопал.
— Удачи, брат!
Оставшись один, Павел присел на койку, стащил с потных зудевших ног сапоги, размотал портянки, аккуратно развесил их на голенищах и с наслаждением вытянулся на мягкой постели. Он еще не отошел от пережитого возбуждения и не вполне осознавал себя в новом качестве. И теперь, блуждая рассеянно взглядом по потолку, вслушивался и всматривался в себя как бы со стороны, сверял оценки происходящего.
Выпитый коньяк слегка туманил голову. Но уже на смену отсмотренным кадрам проступали, выстраиваясь бегущей строкой, очередные насущные заботы дня.
Рота — не взвод. В своем взводе он знал всех не только в лицо, но и пофамильно. Мог сказать, кто чем дышит, кто опора ему, а за кем глаз нужен. Во взводе крепкое здоровое ядро сформировано.
А что в других взводах? Даже взводные и те для него темные лошадки. Ни с одним из них близко общаться не приходилось.
Как там Балтус говорил? Любая цепь не может быть крепче самого слабого своего звена. А у него, Колычева, самое слабое звено — блатной преступный мир. Следует лично проследить, чтобы нечисть ненароком в одном взводе не скопилась. Да и не только по взводам — по отделениям равномерно распределить, если что. А начинать надо с командиров взводов.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments