Тайны и судьбы мастеров разведки - Сергей Маслов Страница 50

Новую жизнь НАТО могло позволить себе начать с безобидных вещей. Но тем временем главный враг на сегодня — опять Россия. Это уже не тот страшный враг, который когда-то мог напасть на нас. Россия — враг уже потому лишь, что не исполняет наши желания. Мы опять не можем должным образом подобраться к российским ресурсам. Новая Россия не готова к новому мировому по­рядку.

А ведь какие надежды и планы строились с приходом к власти Путина. Его посчитали креатурой Березовского и других олигархов, наследником политики Ельцина. А он оказался ни тем и ни другим. Он проводит собственную по­литику и не продает российские национальные интересы за миску горохового супа. Запад понял, что с Россией Путина нельзя фамильярничать, как с Россией Ельцина. В России все больше говорят не только о национальных интересах, но и об интересах народа. Я усматриваю немало позитив­ных черт в этом процессе. Россия — единственная страна в Европе, которая может стать плотиной для всяких попыток Запада переиначить мир на свой вкус. Нужно только не разбрасываться теми немногими козырями, которые у нее еще сохранились.

Что же касается идей продвижения НАТО на восток, то в начале 90-х их просто не могло быть. Буш-старший покинул Белый дом в 1992 году. Он и госсекретарь Бейкер, победители в холодной войне, обещали, что НАТО не будет вторгаться в бывшую зону советского влияния. В середине 90-х Бейкер напомнил, кстати, об этих обещаниях США. Но при Клинтоне это уже ничего не значило.

— В чем, по-твоему, заключается главная цель продви­жения НАТО к границам России?

— Естественно, НАТО хочет расположиться в Европе как можно комфортнее. По отношению к России это будет уже не сдерживающий фактор, поскольку никто не верит, что Россия собирается на кого-то нападать. Но это будет своего рода силовое прикрытие тех или иных политических акций. Это в общем плане. Если говорить о более конкрет­ных вещах, то главная цель НАТО навсегда развести Рос­сию и Украину и сделать невозможным обратный процесс, постоянно подогревая напряженность в отношениях между двумя странами. Украине придается ключевое значение в процессе расширения НАТО. Она должна стать буферной зоной между альянсом и Россией.

—Как же все-таки тебя раскрыли, Райнер? Это было ре­зультатом предательства или итогом кропотливой розыск­ной работы германских спецслужб и службы внутренней безопасности брюссельской штаб-квартиры?

— Имело место и то, и другое. О существовании Топаза в НАТО впервые узнали от военного аналитика Главного управления разведки ГДР, полковника, доктора Буша. Он три года провел в Москве, где в рамках обме­на повышал квалификацию. Я не хочу сказать, что он в Москве уже был завербован западной разведкой. Но ему откуда-то стало известно, что Москва пользуется инфор­мацией очень важного источника Главного управления разведки ГДР в НАТО. Вернувшись в Берлин, этот доктор Буш перерыл все документы в своем отделе и, конечно же, обнаружил мои бумаги по вопросам военного плани­рования, поступившие из НАТО. На них, естественно, не было моего имени, но значился мой псевдоним и мой идентификационный номер. Номер — это, по сути, второй псевдоним, только цифровой.

И вот через полгода после возвращения из Москвы, незадолго до Рождества 1989 года, доктор Буш перебежал в ФРГ. И в качестве подарка тамошним спецслужбам при­нес известие о Топазе. БНД поначалу отказывалось ему верить. Там думали, что Буш просто набивает себе цену. Приблизительно полгода к его сообщению относились скептически. Потом начались поиски.

Я узнал, что меня ищут. И мог отслеживать этот процесс в его развитии шаг за шагом. Раскрыть меня надлежало офицеру службы внутренней безопасности, начальнику отдела контршпионажа в НАТО — американцу из ФБР. Он хорошо меня знал. Когда у него не оказывалось под рукой сотрудников, владеющих немецким языком (командировки, отпуска), а нужно было срочно перевести поступавшие из Германии бумаги, касавшиеся идентификации Топаза, он шел с ними... ко мне. Кроме того, секретаршей у этого фэбээровца была... моя жена. Неудивительно, что списки подозреваемых немцев неминуемо попадали ко мне в руки. Меня в этих списках не было. Люди, которые искали меня, ходили вокруг да около, но не могли продвинуться ни на шаг. Они всё искали, искали, искали... По словам генераль­ного прокурора ФРГ, выступавшего на моем процессе, это была самая широкомасштабная розыскная акция за всю послевоенную историю Германии. Она длилась три с по­ловиной года...

Хребет мне сломали так называемые списки Розвуда, до которых ЦРУ каким-то образом добралось. Это были электронные версии списков сотрудников и агентов раз­ведки ГДР. Главное управление разведки направило их в Москву (следует отметить, что представители российских спецслужб всегда отрицали факт передачи Москве каких-либо установочных данных на агентуру и кадровый состав МТБ ГДР. —Примеч. авт.). Но прежде чем они туда посту­пили, кто-то их скопировал. На каком этапе это произошло, где было слабое звено — это и по сей день неизвестно.

С большим трудом американцы все-таки расшифровали эти списки. Почему списки Розвуда? Это якобы имя или псевдоним американского шпиона, раздобывшего списки.

— Почему тебя не арестовали в Брюсселе, а дожида­лись, когда ты выберешься в Германию?

— Потому что имевшихся в распоряжении спецслужб уже упомянутых доказательств по бельгийским законам было явно недостаточно для моего ареста. А все прямые улики я заблаговременно уничтожил. В Германии же — другие законы.

— При каких обстоятельствах произошел арест?

— Это случилось в доме родителей в Саарбурге. Мы с семьей только что приехали из Брюсселя. Все сидели за столом. И тут — стук в дверь. На пороге двое. «Вы госпо­дин Рупп?» — «Да». — «Мы из Федерального ведомства по уголовным делам, отдел по защите государства. У нас ордер на ваш арест». А кругом все герметично оцеплено. Брали меня более 70 человек. Многие из них понабились в дом вслед за первыми двумя.

— Наручники?

— Слава Богу, не при детях.

— Какова была реакция родителей?

— Самая первая: в это невозможно поверить, такого просто не может быть. Но, поняв, что произошло, они решительно приняли мою сторону. Хотя, полагаю, сделать им это было непросто: они воспитывались в добропоря­дочном буржуазном духе, а тут выясняется, что их сын, по-видимому, коммунист, представитель сил зла...

Кстати, что меня потрясло, так это то, что почти все мои знакомые по Брюсселю, не имевшие отношения к НАТО, не прервали контакт со мной, поддерживая его через жену. Это очень много для меня значило.

— А что ты чувствовал в момент ареста?

— Ну вот, все позади. Мысли были направлены на одно: моя жена должна остаться на свободе. Чтобы у детей была мать. Жена провела в тюрьме два с половиной месяца, за­тем ее отпустили под подписку о невыезде. Каждый день она должна была отмечаться в полиции.

— Но с твоим арестом немцы не получили доказа­тельств в дополнение к тем, что уже имелись.

— Меня предоставили в распоряжение следователя. Первое, что он сделал, — продлил ордер на арест. Он исходил из того, что рано или поздно я сознаюсь в том, что я Топаз. После этого уже не потребуется никаких до­казательств.