Брат по крови - Алексей Воронков Страница 64

— Я все знаю, — сказала она. — Мне очень жаль капитана Савельева. Ведь я помню его.

Я кивнул. Я был благодарен ей за то, что она помнила нашего Ванюшу.

— Вы временно поработаете на этой должности. А когда в мое распоряжение прибудет офицер, вы займете место процедурной сестры. Вам все понятно? — достаточно строгим голосом спросил я.

— Так точно, товарищ майор! — вскочив с табурета, с заметной иронией в голосе произнесла она.

На этом наш разговор был окончен. В тот день мы больше словом с ней не обмолвились. Каждый занимался своими делами и не лез другому на глаза. Впрочем, то же самое произошло и на следующий день.

— Ты где прячешь своего нового бойца? — спросили меня мои соседи по палатке, когда вечером следующего дня мы, по обыкновению, сели, чтобы выпить.

Я вначале не понял, о чем это они, но потом до меня дошло. Оказывается, их интересовала Илона.

— Боец, как ему и положено, службу несет, — попытался отшутиться я, надеясь, что на том разговор и закончится. Но я ошибся.

— Гляди, Митя, не прозевай бойца-то. А то ведь возьмет какой-нибудь ушлый прапорщик да затащит твою барышню в постель, — сказал на полном серьезе СПНШ Проклов. — Ты же знаешь этих пройдох — без мыла в задницу влезут.

Кровь прилила к моему лицу, и я почувствовал, как во мне растет это безумное, это всеохватывающее чувство ревности. Я сопротивлялся ему, говорил себе, что мне дела нет до какой-то там Илоны, что с ней давно покончено, но чувство это было сильнее меня.

— Давайте не будем об этом, — чтобы закончить разговор, решительно произнес я, но мужики уже успели войти в раж.

— Нет, брат, вопрос еще не исчерпан, — говорит этаким паскудным голосом начальник разведки Паша Есаулов. — Ты нам прямо ответь: ты будешь использовать свою подчиненную по назначению или же позволишь нам это сделать?

— В самом деле, Митя, ответь, — поддержал его главный наш тыловик Червоненко. — А то ведь мы завсегда готовы подсобить товарищу, — сказал он, и все, кто находился за столом, заржали, словно застоявшиеся кони.

— Прекратите! — не своим голосом вдруг закричал я. — Немедленно прекратите!

Нет, что угодно можно было позволить этим несчастным солдафонам, но только не давать им права вторгаться в мою личную жизнь. Не в силах больше слушать их, я выскочил из палатки. Вслед мне полетели смешки.

— Ишь, какие мы обидчивые!.. Прямо как девочка-отличница, которой впервые показали член!.. Ну, давай беги, беги, казанова несчастный! Мы все равно до твоей крали доберемся…

Конечно, это они кричали не для того, чтобы обидеть меня. Так, для куража. Мы все здесь куражились, это нас и спасало. Иначе можно было сойти с ума от этой проклятой жизни.

В палатке при зажженной свече мы и не заметили, как наступила ночь. Когда я вышел наружу, мне вначале показалось, что все вокруг погрузилось в непроглядную тьму, но когда глаза привыкли, я увидел звезды, а чуть позже и контуры гор, грозно и торжественно выделявшиеся на фоне гаснущего неба. Было довольно тепло, как бывает тепло во время цветения южных садов. Мне казалось, что я даже чувствую аромат цветущих абрикосов. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: до аула, где цвели в это время сады, было рукой подать.

Весной я всегда пребывал в каком-то смятенном состоянии. Первое тепло пробуждало во мне чувства, и раньше в такую пору я постоянно в кого-то влюблялся.

Где, интересно, сейчас Илона? — неожиданно подумал я и испугался своего вопроса. Нет-нет, я не должен думать о ней! — стиснув зубы, сказал я себе. Коль решено, значит, решено! В конце концов, мужик я или тряпка? Ведь она меня предала, пре-да-ла! Вот и нечего думать о ней. Я вдруг вспомнил, как накануне она просила у меня прощения. «Простите», — сказала она. Я попытался сделать удивленное лицо, дескать, не понимаю вас… Но я ведь все прекрасно понимал. Все! И этого было достаточно, чтобы еще раз убедиться в том, что меня предали. Ведь просто так никто прощения не просит.

А что, если вдруг… Да-да, что, если ее начнут обхаживать наши полковые донжуаны? Эта мысль заставила меня вздрогнуть. А ведь без этого не обойдется. Женщинам вообще туго приходится в армии. Дашь — плохо, не дашь — того хуже. Поэтому вокруг них постоянные разговоры, постоянные сплетни… Бедные армейские женщины! Как им приходится нелегко. Подумав об этом, я пожалел Илону. Ведь ее ждала похожая судьба.

Я вдруг вновь ощутил прилив ревности — слишком уж быстро застучало мое сердце. Нет, я никому не позволю даже словом недобрым обмолвиться о ней! — неожиданно подумал я. Ни-ко-му!

Я и не заметил, как ноги мои понесли меня к медпункту. Я ругал себя, я себя стыдил, я просил себя одуматься, но ничего поделать с собой не мог. Я уже не шел — я бежал. Я летел, словно на крыльях, навстречу своей судьбе. Зачем я это делаю, зачем? Ведь все прошло! Все давным-давно прошло… Но какая-то сила продолжала тащить меня вперед. Господи, что я делаю! — взмолился я, но было уже поздно. Я распахнул полу палатки…

— Илона!

Кровать ее стояла справа от входа. Горела свеча. При слабом ее свете она пыталась читать какую-то тоненькую книжку. Услышав мой голос, она вздрогнула и с испугом уставилась на меня.

— Илона… — снова повторил я в каком-то безумном порыве, совершенно не зная, что мне делать дальше.

Она поняла, что со мной творится. Она спрыгнула с кровати и побежала мне навстречу. Я целовал ее, я вдыхал знакомый запах ее волос, я задыхался от счастья и сходил с ума. Взяв ее на руки, я понес ее на кровать. «Нет, я не отдам тебя никому, слышишь? Ни-ко-му! — шептали мои губы. — Ты моя, только моя!»

— Митенька, что ты делаешь, что?..

Я снова и снова целовал ее. Она не сопротивлялась.

— Илона!..

— Да, милый, да…

— Я люблю… я тебя очень люблю…

— Да, милый, да…

Это были лучшие минуты в моей жизни. Я был счастлив. Жизнь возвращалась ко мне вместе с Илоной. Я счастлив, боги! Вы слышите меня?! Я бесконечно счастлив! — кричало все во мне.

Потом мы лежали на спине и молчали. Нам не нужно было ничего говорить, хотя нам нужно было многое друг другу сказать.

— Ты меня любишь? — спросила она и погладила рукой мои волосы.

— Очень. А ты?

— Я тебе когда-нибудь расскажу, как я люблю тебя. Сейчас мне сделать это трудно. Я еще не пришла в себя после взрыва…

— Это был взрыв?

— Это был атомный взрыв.

Потом я снова целовал ее. И снова мы задыхались от любви. Так всю ночь мы и не сомкнули глаз, лаская друг друга и говоря друг другу нежные слова. Когда же мы решили немного поспать, горнист протрубил побудку…

А после завтрака все было, как обычно: старших офицеров собрали в штабе полка, часть пехтуры ушла в горы, другая — на занятия по боевой подготовке, а технари принялись обслуживать технику. Я не хотел никуда идти, я хотел быть рядом с Илоной. Все мои мысли теперь были обращены только к ней. Даже отвратительный холодный дождь, что неожиданно посыпал с неба, не испортил мне настроения. Что мне дождь, что мне вообще земные стихии, если ко мне возвратилась жизнь. Теперь я, как никогда, хотел жить, хотел радоваться всему на свете. Я хотел быть счастливым!