Черти поневоле - Владимир Пучков Страница 36

— Тут без колдовства не обошлось, — сурово сказала Яга. — Чтобы живому человеку такие страсти в нутро совать!

— Ладно, — отмахнулся Шлоссер, — разберемся. Промышленный шпионаж — это сейчас модно. А эту штуку надо в туалет выбросить, пусть там записывает.

— Точно, — хохотнул Евстигнеев, и тут же посерьезнел. — Мы к тебе по делу. Кощеевский дракон сбежал.

— Ага! — сказал Шлоссер. — Только я — пас. У меня план горит. Вот вам ключи, берите машину и ищите. Да, чуть не забыл. При входе на территорию пароль — «Гаврила».

Костя и Евстигнеев подходили к дому Шлоссера. За ними не спеша семенила Степанидовна. Она все никак не могла взять в толк, что же за штуку вытащил из себя главный механик и не превращается ли он потихоньку в механического мужика? И тут их окликнули:

— Эй, ты!

Костя обернулся. У забора стояли четверо. Один из них, с удивительно длинной жилистой шеей, губами обирал с веток спеющую вишню. Впереди всех стоял толстяк с бритой, странно сморщенной головой.

— Во-первых, попросил бы не тыкать, — сказал Костя, подходя ближе, — вы не в своем зверинце, здесь будьте добры уважать закон и правила!

Высказав эту в общем-то нехитрую мысль, Костя принялся буравить взглядом толстяка.

— Уроки малолеткам в школе читай, — скривился Элик, — а мы чего хотим, то и делаем, вкурил? Ты, гад, еще вчера меня притомил!

Между тем Яга Степанидовна подошла ближе. Она глянула на братков и неожиданно обрадовалась:

— Вот вы где, голубчики! Вас-то мне и надо!

Бабка подняла свой посошок, и бандиты наконец-то обратили на нее внимание. Серый — посерел. Толян и Колян попытались попятиться, но сзади был забор, и они прижались к нему, тщетно стараясь слиться с окружающим ландшафтом.

— Бабуля! — взревел Эдик. — Это же шутка, в натуре! Отвечаю!

Яга наклонилась над Эдиком и угрожающе прошептала:

— А ну говори, волчья сыть, чего тебе здесь надобно?

Эдик увидел склонившуюся над ним страшную клыкастую маску, горящие глаза и крючковатый нос и плавно пошел в отключку.

— Дачники мы, — прохрипел он, напрягая последние силы, — отдыхать приехали… Век свободы не видать!

— Не свободы, а Эллады, — поправила его Яга.

Эдик сглотнул слюну.

— Точняк! — подтвердил он. — Именно этой, как её? Елдады!

— Ох врешь, — усмехнулась Степанидовна, — ну да ничего! Все наружу выйдет! Вы ведь у Маланьи живете?

— Ага, у ней! — кивнул Эдик, и тут, словно в оправдание, он неожиданно пожаловался: — Кормит она плохо! Кушать хочется!

— Тебе давно на диету пора, — сказала Яга, — на тюремную! Пора ведь? — Она требовательно уставилась Эдику в глаза.

Шеф зажмурился и как марионетка закивал головой.

— Много на тебе зла, — произнесла бабка задумчиво, — карма-то вон вся темная, аки ночь глухая! Вижу, придется тебя полечить, ради твоего же блага! Может, исправишься?

— Товарищ Степанидовна, — сказал Евстигнеев, — а давайте я их всех в угол поставлю! — Он взял Эдика за грудки и притянул к себе. — Помнишь, как недавно в углу стоял?

И тут случилось то, чего никто не ожидал, в том числе и сам Эдик. Что есть силы он рванулся, но не вперед, а вбок и въехал коленом Евстигнееву прямо в пах.

— Bay! — взвыл Евстигнеев и согнулся в три погибели.

— Атас! — крикнул Эдик и бросился вдоль по улице. Вслед за ним огромными скачками припустили остальные.

— Ай-яй-яй! — засуетилась Яга. — Ах он негодный! Все достоинство всмятку! А ты не горюй, не горюй! Новые отрастут, ишшо лучше будут!

В ответ Евстигнеев тяжело выдохнул воздух. Степанидовна внимательно посмотрела на него.

— Ишь как убивается, страдалец! А мы на тебя заморозку напустим, оно и пройдет. Чуфырь! — крикнула Яга и взмахнула клюкой. — Криогенус!

И Костя вдруг почувствовал, что от Евстигнеева потянуло холодом, как от ледяной глыбы. Трава вокруг моментально покрылась инеем, а сам Евстигнеев притих, вытаращив глаза и беззвучно раскрыв рот. И почти тут же над его головой, как над полюсом холода, заклубился пар, сгустился в маленькую тучку и пролился редким мелким дождиком. Евстигнеев выпрямился и чихнул.

— Ну что, отлегло, соколик? — заботливо спросила Яга.

— Отлегло! — вздохнул Евстигнеев, постукивал зубами. — Ну и холодина! Так и замерзнуть недолго.

— Неча свое хозяйство разбрасывать перед всякими такими! — сказала Яга. — Смотреть надо в оба! А этими гавриками я займусь! Ох проучу! Хорошо, что они у Маланьи живут!

— Чего ж хорошего-то? — поинтересовался Костя. — По-моему, наоборот. Маланья — человек скрытный, живет на отшибе, бандитам у нее лафа.

— Много ты понимаешь! — фыркнула Яга. — Маланья-то моя внучатая племянница! Они против нее — цыплята! Уж она им, кознодеям, покажет, уж она их, плутов, улестит! Досыта, на всю жизнь накормит!

— Интересные вещи открываются, — пробормотал Костя. — Маланья — ваша племянница, Евстигнеев — Кощею седьмая вода на киселе! Может, и я кому-нибудь родственником прихожусь, а? — Он засмеялся.

— Зря смеёсси! — строго сказала Яга. — К нам чужие не попадают. А если попадают, то не задерживаются. А что касаемо до тебя, соколик, то ты дядьке Матвею, главному лесному чертяке, в десятом колене двоюродный сын! А через дядьку Матвея приходишься родичем и кой-кому похлеще.

Костя обалдел. В его голове на мгновение вспыхнули какие-то странные видения, окружающее на миг представилось чем-то нереальным, странной игрой, выдуманной Великим Мастером.

— Удивился? — довольным голосом произнесла Яга. — Ишшо не так удивисси!

До самого шлоссеровского дома они шли молча. Возле калитки Костя остановился.

— Как там у него пароль? — спросил он. — «Гаврила», кажется? Сим-сим, открой дверь!

— Сгорю, да не отворю! — проскрипел механизм.

— Сим-сим, — рассердился Костя, — хватит валять дурака! У нас срочное дело. Давай открывай! Пароль — Гаврила!

— Ох и достали вы меня со своим Гаврилой! — заскрипел запор. — Ну сколько можно объяснять? Нету хозяина дома! Нету!

— Может, разрыв-травой ее пронять? — зловеще пробормотала Степанидовна. — Вот ведь капризная баба!

— Это не баба, это запор такой, — пояснил Евстигнеев и сам подошел к калитке. — Гаврила! — позвал он.

Через минуту с той стороны забора послышался дробный топот ног, дверь распахнулась, и на пороге возник сияющий Гаврила.

— Я друзей любить всегда! Сахарок принес?

— Да, да! — в рифму ответил Евстигнеев и полез в карман. Механический затвор все еще недовольно ворчал им вслед, а Гаврила уже выкатил «Запорожец», похожий на пушистое облачко.