Охота на Санитара - Андрей Кивинов Страница 4

– Как-то не очень, – согласился с напарником Волгин, и оба вздохнули. За исключением интуиции, аргументов в пользу непричастности Заварова к расстрелу коллег не имелось. Дорогостоящий пистолет – не доказательство. Во-первых, прав начальник, он мог попасть к Артуру каким угодно образом. Возможно, бывшему десантнику даже не пришлось платить за него реальную цену. Во-вторых, фирменными патронами могли стрелять и из кустарной погремушки, какими одно время был наводнен черный рынок. Один черт, без Заварова в этой истории не разобраться…

– Придется его ловить, – высказал Акулов очевидную мысль, за последние пару часов озвученную десятки раз в различных инстанциях, от обшарпанной дежурки местного отделения до кабинета начальника главка, и тут к ним подошел Катышев.

– Вам что, заняться нечем? Короче, сами определяйте, кому здесь оставаться, а кто поедет в 13-е. Борисов притащил маманю Артуровой подружки. Сама девчонка якобы куда-то пропала…

Среда, 18 октября

Адвокатская контора «Трубоукладчиков и партнеры» занимала часть особнячка в самом центре города, как раз на половине пути между мэрией и Главным управлением внутренних дел. Через стеклопакеты третьего этажа, где располагался кабинет Вениамина Яковлевича – основателя и бессменного руководителя цитадели борьбы за права человека, – здания как властной, так и силовой структур были неплохо видны, и адвокат любил, сделав короткую передышку в своей нелегкой, но очень денежной работе, постоять у окна с чашечкой кофе, вспомнить прошлое и слегка – чтобы, не дай Бог, не сглазить, – коснуться в мечтах предстоящего.

И ретро-, и перспектива Вениамина Яковлевича устраивали в полной мере. Конечно, волнений бывало достаточно, но всякий раз серьезных бедствий удавалось избежать, а те, что все же случались, компенсировались достаточно весомо. Из всех возможных видов компенсаций Вениамин Яковлевич еще со времен далекой юности признавал только денежную, желательно – в наличной иностранной валюте, следовал правилу неуклонно и теперь, поглядывая по сторонам с высоты своего положения, мог твердо сказать: он не прогадал.

Лет тридцать назад первокурсник юридического факультета Веня Трубоукладчиков – симпатичный, но не хватающий с неба звезд молодой человек – провел немало бессонных ночей, терзаемый сомнениями в выборе пути. Рассчитывать на поддержку семьи ему не приходилось. Отец развелся с матерью вскоре после рождения сына и участвовал в его воспитании лишь посредством выплаты алиментов, которые, правда, составляли приличную по тем временам сумму и постоянно росли. Когда Вениамин закончил школу, папа протолкнул отпрыска на юрфак – при его связях сделать это было несложно, – и заявил, что умывает руки. Примерно в том же смысле высказалась и мать: она еще достаточно молода и способна заново устроить свою личную жизнь, а он достаточно взрослый, чтобы крутиться в этом мире самостоятельно. Собрав вещи, Вениамин перебрался в общагу и связи с семьей оборвал. За все прошедшие годы только пару раз заехал в гости да присутствовал на похоронах, в организацию которых вложился наравне с другими родственниками, хотя и мог позволить себе большее.

Теперь об этом смешно вспоминать, но некоторое время юный Трубоукладчиков всерьез подумывал о том, чтобы попытаться сделать карьеру в органах правоохраны. Милиция его не привлекала. Как и многие, он посмеивался над словами песни про «нашу службу», которая и опасна, и трудна, посмеивался иной раз довольно язвительно, но отдавал себе отчет, что трусоват и нерешителен, а стало быть, делать там ему нечего. Да и грошовая зарплата милицейского следователя его, мягко говоря, не воодушевляла. Другое дело – прокуратура. Возможностей побольше, а риска – не в пример меньше. Оклады там, конечно, тоже грошовые, но как-то ведь люди живут; до студенческой среды доходили иногда слухи о ментах, привлеченных за взятки или превышение власти, но о прокурорских такого слышать не приходилось.

Все изменилось, когда Вениамин связался с фарцовщиками. Вышло это случайно, и после первой удачно проведенной деловой операции он долго еще нервно вздрагивал, озирался и поспешно выходил из курилки, когда там начинали травить политические анекдоты. Потом втянулся, привык к деньгам, оброс необходимыми знакомствами. К началу летней сессии второго курса искренне не понимал, как раньше жил иначе. Открылись способности, о которых он и не подозревал, заработки давались легко и не уходили сквозь пальцы. Чураясь шумных компаний, он не зависал в кабаках, не шиковал, не тратился на импортные обновки, довольствуясь одеждой местного производства, и не баловал женщин, предпочитая скромных однокурсниц из провинции разгульным «центровым» девахам. Думал о будущем, регулярно откладывая в кубышку немалую часть дохода. Веня нимало не сомневался, что придет время, когда накопления удастся если не легализовать, то хотя бы использовать достаточно свободно. Каким образом и в каком году такая благодать наступит, он не задумывался. Просто знал – это время настанет.

Когда одного из знакомых задержали с полным карманом валюты. Трубоукладчиков сам явился в КГБ и предложил свои услуги. Шаг дался легко. Ни угрызений совести, ни брезгливости Вениамин не испытывал, а в разговоре с оперативным работником поразил бывалого капитана деловым подходом и проработанностью позиции «Я – вам, а вы – немножечко мне». К Вениамину отнеслись с некоторыми подозрениями, но он их скоро развеял, сдав органам ряд видных представителей «фарцы». Естественно, когда волна арестов затихла, он захватил освободившиеся позиции, а друзья из Комитета позаботились о том, чтобы стукача подозревали в ком угодно, но только не в розовощеком Венечке, в одних кругах известном под мажорным прозвищем Винстон, в других – под агентурным псевдонимом Сухарь. Оформлявший Трубоукладчикова капитан не блистал красноречием или отточенной наблюдательностью, а потому и кличку выбирал, отталкиваясь от внешности сексота, уже тогда обретшего солидный животик и ухмылку сытого кота.

Само собой, Веничкины взгляды на карьеру давно и радикально претерпели изменения. Поскольку не работать вовсе было нельзя, он избрал путь юрисконсульта. Первые два предприятия пришлось оставить достаточно быстро – и директора, и работяги воровали с таким остервенением, что не приходилось сомневаться: очень скоро БХСС пройдется по ним частым бреднем, и отсидеться в стороне вряд ли удастся. На третий раз Вениамину повезло, его приняли на должность в таком месте, где тырить было просто нечего. Он был предоставлен самому себе, мог заниматься делами не только по вечерам, но даже в рабочее время, и не мозолил глаза операм.

На том и погорел… Впрочем, это тогда так казалось; теперь-то Вениамин Яковлевич понимал, что судьба просто решила его разбудить, подтолкнуть к решительным действиям, грубовато, но верно показала дорогу к настоящему процветанию.

Сотрудничество с КГБ Трубоукладчиков постепенно сворачивал. Нет, он не отказывался от встреч и с прежним прилежанием выслушивал задания, но информации реальной не приносил, а то, чего не делать было нельзя, выполнял спустя рукава. Его куратор, уже получивший звание майора, предупредил, что надо дать эффектные показания против директоров тех двух предприятий, на которых Вениамин начинал свою трудовую деятельность. Как и следовало ожидать, их все-таки загребли; к следователю вызывали многих, в том числе и Трубоукладчикова, но он отбрехался, сославшись на то, что по причине малого срока работы интересующими органы данными располагать просто не может. Теперь намечались судебные слушания; к власти в Москве пришел Андропов, и у Комитета был свой, не очень ясный Трубоукладчикову, интерес в ряде «хозяйственных» дел.