Черное Рождество - Наталья Александрова

Часть первая. Севастополь

Поезд, и без того еле тащившийся, испустил тоскливыйпротяжный гудок и встал. Бородатый казак, дремавший у двери купе, открыл глазаи потянулся за прислоненным к стене карабином.

Бледная девушка в беличьей шубке и каракулевой шапочкеприжалась лицом к стеклу, но за окном ничего не было видно, кроме глухойнепроглядной ночи.

Девушка поправила выбившуюся из-под шапочки пепельную прядьи обернулась:

– Анна Павловна, что это? Кажется, там стреляют!

Анна Павловна, унылая дама средних лет, нервно передернулаплечами и сказала низким простуженным голосом:

– Не знаю, ваше высочество. Генерал клялся, что на этойдороге спокойно, но кому сейчас можно верить! О Боже, кажется я сойду с ума!Степан, посмотри, что там происходит. – Дама повернулась к казаку, но неуспел он подняться, она передумала и воскликнула:

– Нет, нет, не уходи! Не оставляй нас одних! Если тыуйдешь, я сойду с ума!

Девушка чуть заметно поморщилась и произнесла усталымголосом:

– Анна Павловна, голубушка, если вы так упорно желаетесойти с ума, подождите хотя бы до Ливадии, а там – будьте любезны, сходите. Ато, если вы сделаете это в дороге, ко всем нашим неприятностям… Закончить фразуей не удалось. Дверь купе откатилась, и на пороге возникла одна из тех страшныхличностей, которых в неисчислимом множестве произвела на свет Гражданскаявойна. Небритый человек с рассеченным косым шрамом опухшим лицом, украшенным ктому же сифилитическим провалом на месте носа, облаченный в перепоясанную пулеметнойлентой барскую шубу, разодранную и простреленную во многих местах, оглядел купеи гнусаво протянул:

– И-и-их! Буржуйская лавочка! Сразу видать – белаякость, твою так и разэтак! Едут втроем, как графья. А ну, выкладай вещички,икспро… прияцию делать будем!

Бородатый казак, неожиданно взревев, бросился на бандита скинжалом, но безносый урод чуть повернулся к нему, сквозь шубу страшношарахнуло огнем, оглушительно грохнуло, и казак с огромной клокочущей дырой вгруди рухнул прямо на колени истошно завизжавшей Анны Павловны.

Безносый вытащил из-за пазухи свое чудовищное оружие –обрубок винтовки с отпиленным стволом и прикладом – и осклабился:

– И-и-их! Так и разэтак! Ты что, шкура, думаешь,Махрюту возьмешь за рубль за двадцать? Ша! А ты чего визжишь, кляча? –уставился он на заходившуюся криком Анну Павловну. – Думаешь, Махрюта дотвоего крику сильно интересуется?

Ша! Сказано тебе – выкладай вещички!

Бандит пыхнул на старую деву дикими горящими глазами, каквыползающий из туннеля паровоз, и так страшно клацнул зубами, что Анна Павловнамгновенно замолчала и уставилась на Махрюту, как дрожащий кролик наприподнявшуюся для броска ядовитую змею.

– Ну и чего ж ты так смотришь, кляча белая, –прогнусил Махрюта, стаскивая на пол купе как мучной куль мертвого казака ипротягивая к своей жертве грязную волосатую лапу, – или я тебе непонятносказал? Может, ты только по-французски понимаешь? Сказано же – вещи выкладай!Или я об них должен свои трудовые руки пачкать!

Анна Павловна только тряслась и пыталась что-то сказать, ноязык ей не повиновался.

– Ох и утомила ты меня! – Махрюта снова клацнулзубами и неожиданно ударил несчастную кулаком в висок.

Голова Анны Павловны откинулась в сторону и застыла поднедопустимым углом к туловищу, как у сломанной куклы. Девушка у окна тихоахнула и вжалась в стенку. Бандит повернулся к ней и осклабился:

– Ты, мамзеля, не боись! Я тебя не забижу! Ты Махрютупо-хорошему полюбишь, и Махрюта тебя не тронет… По коридору протопали быстрыешаги многих ног. В дверь купе заглянула какая-то зверообразная физиономия,бросила неожиданно высоким голосом:

– Махрюта, кончай здесь, казаки валят!

– Чичас, – отмахнулся Махрюта и снова повернулся кдевушке:

– Видишь, мамзеля, спешить надо, а то не успеем мы стобой.

– Лучше убей, – твердо произнесла девушка, бледнеябольше прежнего.

– Это запросто, – произнес Махрюта, хватаясь заворотник беличьей шубки, – это мы завсегда с нашим удовольствием, толькосперва ты меня полюбишь… С этими словами он рванул шубку. Девушка пыталасьзащищаться, но силы были явно неравны. Махрюта разорвал воротник скромноготемно-зеленого платья… и вдруг увидел спрятанный под платьем на груди своейжертвы мешочек из мягкой синей замши. Мысли бандита мгновенно изменили своенаправление:

– И-и-их! Вот оно что! Золотишко от Махрюты припрятатьхотела, так твою и разэтак!

Он разорвал шнурок, на котором висел мешочек, и потянулзавязки. Изнутри полилось такое сверкание, что бандит, кажется, даже посветлеллицом.

– И-и-их! – произнес он умиротворенно. – Вотведь так твою… Закончить он не успел. Неподалеку шарахнуло несколько выстрелов,по коридору прогрохотали сапоги, от двери полыхнуло, и вслед за выстрелом напороге возник человек в белом полушубке с погонами.

Махрюта немного подумал и рухнул на пол мертвым, отбросив всторону руку с синим мешочком.

– Прапорщик Макаров! – представился человек вполушубке, разглядев бледную пассажирку. – Вы не пострадали?

– Слава Богу, – девушка опустилась на сиденье, иее забила крупная дрожь, – слава Богу! Он убил Степана и Анну Павловну, аменя он хотел… он хотел… слава Богу, что вы успели, прапорщик! Кто это был –бандиты? Зеленые?

– Бандиты, – невнимательно ответил прапорщик. Еговзгляд был прикован к синему замшевому мешочку. Прапорщик наклонился, поднялмешочек и заглянул в него.

– Это – ваше? – спросил он, подняв на девушкупечальный взгляд маленьких близко посаженных глаз.

– Да, а что? – В голосе девушки снова прозвучалиспуг: взгляд прапорщика ей очень не понравился.

– Да нет, ничего… – Макаров быстро, вороватовыглянул в коридор, затем торопливым, стеснительным движением поднял пистолет ивыстрелил в бледную пассажирку.

Серое небо, серое море, штурмовыми отрядами свинцовых волннакатывающееся на мол, серый город Новороссийск, цементный завод, огромныйпорт. Город сер от пропитавшего все вокруг цемента, сер от тысяч солдатскихшинелей.

Здесь, в Новороссийске, в марте двадцатого, закончилосьотступление Добровольческой армии.

Победоносная летом и ранней осенью девятнадцатого года,занявшая Курск, Орел, едва не дошедшая до Москвы, утратившая в бесконечномотступлении по зимним степям, по непролазной кубанской грязи тысячи солдат иофицеров, тысячи лошадей, сотни орудий, утратившая боевой дух и веру в победу,потерявшая надежду армия пришла в страшный город Новороссийск, чтобыпогрузиться на корабли и переправиться в Крым, удерживаемый против десятикратнопревосходящих сил противника Крымским корпусом генерала Слащова. ОстальнаяРоссия была потеряна навсегда.