Возвращение - Блейк Крауч Страница 10

– Верно. Это приводит нас к еще одной иллюзии – парадоксу «ложного настоящего». То, что мы воспринимаем как настоящий момент представляет собой не один миг, а некоторый произвольный промежуток недавнего времени – обычно две-три последние секунды. При выбросе адреналина резко возрастает активность миндалевидного тела, и так получается сверхъяркое воспоминание, в котором время как будто замедлилось или остановилось вовсе. Раз мозг обрабатывает текущее событие по-другому, иным станет и «сейчас», изменится его протяженность, точка, где настоящее становится прошлым. Еще один пример того, что настоящее – всего лишь иллюзия, сотканная нашим разумом из воспоминаний.

Хелена откидывается на спинку стула, немного смущенная своим пылом. Вино в конце концов ударило ей в голову.

– Вот поэтому память, поэтому нейробиология, – уже спокойнее говорит она и добавляет, слегка постучав пальцем себе по виску: – Если хочешь понять все вокруг, для начала надо разобраться, как мы это воспринимаем – по-настоящему.

Слейд кивает.

– «Очевидно, что ум познает вещи не непосредственно, а через посредство имеющихся у него идей этих вещей» [9].

Хелена удивленно смеется:

– Ты читал Джона Локка?

– Что ж, по-твоему, если я технарь, так и книг в руках не держал? Значит, речь идет о том, чтобы с помощью нейробиологии проникнуть сквозь завесу восприятия и увидеть реальность такой, какая она есть?

– Это по определению невозможно. Как бы точно мы ни разобрались в принципах работы нашего разума, в конечном счете нам все равно не удастся преодолеть его ограничения.

Слейд только улыбается.

День 364

Хелена с помощью электронного пропуска проходит на третий этаж и направляется по ярко освещенному коридору в главный испытательный сектор. Она нервничает так, как не нервничала с первого дня здесь. Желудок бунтует – на завтрак удалось впихнуть в себя лишь кофе и несколько ломтиков ананаса.

За ночь группа оборудования перенесла сюда из лаборатории кресло, над которым работала, для испытаний. Джон и Рейчел крепят основание болтами к полу. Хелена замирает на пороге.

Она знала, что это будет эмоциональный момент, однако сейчас осознание того, что́ она видит, обрушивается на нее как шторм. До сих пор продуктом ее труда были изображения групп нейронов, сложный программный код и чертова уйма неопределенности. Другое дело кресло – материальный объект, его можно потрогать руками. Физическое воплощение мечты, к которой Хелена шла десять долгих лет, подстегиваемая болезнью матери.

– Что скажешь? – спрашивает Рейчел. – Слейд решил изменить конструкцию – хотел сделать тебе сюрприз.

Такое единоличное решение привело бы Хелену в ярость, не будь результат настолько совершенным. Дизайн поражает. В ее представлении кресло всегда оставалось чисто утилитарным устройством, не больше. Они же создали нечто искусное и элегантное, напоминающее известное кресло Имзов [10], только целиковое.

Оба инженера смотрят на Хелену, пытаясь понять по ее реакции, довольна ли она их работой.

– Вы просто превзошли сами себя, – говорит Хелена.

В течение первой половины дня кресло полностью собрано и установлено. МЭГ-микроскоп, прикрепленный к изголовью так, что выглядит одним целым с ним, похож на подвешенный шлем. Пучок отходящих от него проводов тянется вдоль спинки и пропадает в отверстии в полу. Со стороны видны только гладкие, безупречные очертания самого кресла.

Хелена выиграла схватку со Слейдом и станет первой испытуемой. Пришлось прибегнуть к шантажу – она отказывалась иначе раскрыть число синаптических связей, необходимое для правильной реактивации воспоминаний. Слейд, конечно, сопротивлялся, говоря, что ее разум и память слишком важны, чтобы рисковать ими, однако ни ему, ни кому-либо другому не удалось бы ее разубедить.

И вот в 13.07 Хелена опускается на мягкое кожаное сиденье и откидывается назад. Ленора, техник из группы визуализации, осторожно устанавливает микроскоп ей на голову. Подкладка и ремешок на подбородке надежно фиксируют положение внутри шлема. Слейд наблюдает из угла комнаты, широко улыбаясь и снимая происходящее на видеокамеру, будто счастливый отец – рождение своего первого ребенка.

– Все нормально, не жмет? – уточняет Ленора.

– Нет.

– Тогда закрепляю.

Она открывает два отделения по сторонам изголовья и вытягивает несколько телескопических титановых стержней, которые прикрепляет к внешней оболочке микроскопа.

– Попробуйте двинуть головой.

– Не могу.

– И каково оно – сидеть в твоем кресле? – интересуется Слейд.

– Как будто меня вот-вот вырвет.

Наконец, все гуськом выходят из комнаты в отделенную стеклянной стеной аппаратную, откуда осуществляется управление. Через секунду из динамика, встроенного в изголовье, раздается голос Слейда:

– Меня слышно?

– Да.

– Сейчас я приглушу свет.

Вскоре Хелена видит только лица за стеклом, слегка подсвеченные голубым от доброго десятка мониторов.

– Постарайся расслабиться.

Она делает глубокий вдох через нос и так же медленно выдыхает. Датчики, объединенные в геометрическую сетку, начинают тихонько, едва различимо гудеть. Голову будто массируют миллион наноустройств.

С каких воспоминаний начать – этот вопрос обсуждался множество раз, до бесконечности. С чего-то простого или сложного? Свежего или давнего? Счастливого или трагического? Вчера Хелена решила, что они придают этому слишком большое значение. Да и что такое «простое» воспоминание? Вот, например, альбатрос, который приземлился сегодня во время утренней пробежки на платформу. Мимолетное впечатление, не больше, которое однажды неминуемо будет выброшено в пустыню забвения. Однако в нем – и запах моря, и белые птичьи перья, влажно блестящие на утреннем солнце. Колотящееся после бега сердце. Пот, что, стекая капельками, холодит спину и щиплет глаза. Мелькнувшая в голове мысль – что именно альбатрос считает домом в этом бесконечном однообразии водной глади?

В каждом воспоминании – целая вселенная, как оно может быть простым?

– Хелена? Ты готова? – спрашивает Слейд.

– Да.

– Выбрала воспоминание?

– Да.

– Тогда я начинаю считать от пяти к одному. Когда услышишь звуковой сигнал, начинай… вспоминать.

Барри