Ее настоящая жизнь - Антон Леонтьев Страница 2

– Ах, я сойду раньше. Навещаю одного старого профессора в Нью-Гэмпшире.

Ну да, куда там! Врать Г.Г., как отлично знала Нина, был мастак. Ехал он, если следовать тексту автора, в сонный городок (ильмы, белая церковь – что за чарующий пейзаж!) в Новой Англии, на Восточном побережье США, вовсе не для того, чтобы работать над своей многотомной антологией шедевров французской литературы (которая к моменту его ареста будет почти готова), а исключительно для того, чтобы, поселившись у доме обедневших родственников университетского коллеги по фамилии Мак-Ку, иметь возможность быть как можно ближе к двенадцатилетней дочери семейства.

Рай для педофила.

Они оказались в поезде, и Нина, продолжая разыгрывать экспрессивную итальянку (что, по собственному разумению, получалось достаточно плохо), продолжала тараторить:

– Ах, друзья! Это так важно для человека, синьор! Я к ним сейчас и еду. Потому что у нас, в Италии, друзья – это основа всего…

Г.Г. галантно распахнул стеклянную дверь купе, предлагая Нине пройти туда, но та заявила:

– Ах нет, у меня место где-то дальше!

Не хватало еще ехать бок о бок с Г.Г. и вести с ним светскую беседу, зная, что все его мысли заняты тем, как бы побыстрее оказаться в Рамздэле, в доме семейства Мак-Ку, и начать подбираться к двенадцатилетнему ребенку.

Монстр, что и говорить.

Впрочем, монстр, который и не подозревал, что за время его поездки дом Мак-Ку сгорит, девочку вместе с матерью ушлют куда-то прочь, а Г.Г. сбагрят на руки подруге миссис Мак-Ку, проживающей в доме 342 по Лоун-стрит.

Матери Лолиты.

– Как жаль, мадемуазель, – произнес монстр с легкой воздушной улыбкой на своем вычурном, жеманном и столь же фальшивом, как он сам, английском. – Тогда желаю вам всего наилучшего. Вам и вашим друзьям!

В этот момент поезд, издав мощный гудок, плавно отправился в путешествие из Нью-Йорка в крупнейший город штата Нью-Гэмпшир Манчестер через столицу штата Конкорд с двухминутной остановкой в замшелом местечке Рамздэль.

Ничего подобного желать Г.Г. Нина на намеревалась, хотя вообще-то должна была бы. Вместо этого экспрессивно воскликнув всенепременное «чао», она стала совать кондуктору свой билет, желая у того узнать, где же ее место, хотя прекрасно знала, где оно.

Чувствуя, что ее сердце колотится как бешеное, Нина наконец отвернулась от Г.Г. Она радовалась тому, что на этом ее общение с исчадием ада наконец завершилось, причем раз и навсегда, но вдруг услышала его вкрадчивый безупречный английский, пусть и со смешным акцентом:

– Но мы ведь с вами встречались, мадемуазель, не так ли?

Это был даже не вопрос, а утверждение.

Нина медленно, как в кино (точнее, в данном случае, конечно же, как в книге), разворачиваясь, воскликнула:

– Ах, синьор, если бы я столкнулась с таким привлекательным мужчиной, то непременно запомнила бы это!

Она явно нарывалась на комплимент, ведь Г.Г., следуя неписаному кодексу галантности, должен был бы заметить, что и он сам не забыл бы такую эффектную даму. Но милая улыбка с лица Г.Г. уже исчезла, уступив место угрюмому выражению, от которого у Нины душа ушла в пятки.

А он, пронзая ее взглядом темных глаз из-под по-обезьяньи нависших бровей, заметил:

– Уверен, что мы сталкивались в Нью-Йорке. Быть может, и не раз. У меня память на лица завидная…

Вот что значит – не заметил! Очень даже заметил, что Нина вела за ним слежку.

Девушке сделалось страшно, хотя она знала, что Г.Г. здесь, в поезде, не посмеет ничего предпринять.

Не оставалось ничего иного, как обратить все в шутку. Пригрозив Г.Г. пальцем утянутой лайковой перчаткой руки, Нина заявила:

– Ах, синьор явно положил на меня глаз! Но я замужем и верна своему супругу. Он у меня подлинный сицилиец, очень ревнивый!

Тонкие губы Г.Г. дрогнули в сардонической усмешке, и Нина увидела крепкие желтоватые зубы совратителя Лолиты.

Настоящие волчьи клыки.

– И ваш очень ревнивый муж, мадемуазель, точнее, конечно же, мадам, отпустил вас одну в гости к друзьям? Вот они какие, эти сицилийцы!

Понимая, что Г.Г. ловко поймал ее на противоречиях, Нина воскликнула:

– Ах, синьор, как вы можете обо мне подобное думать! Я навещаю сестру моего мужа!

Г.Г. ухмыльнулся еще шире:

– Вы же только что сказали, что друзей, мадам…

Снова поймал! Ведь знала она, что Г.Г. опаснее барракуды, так нет, сама нарвалась на общение с ним.

Хотя могла бы сидеть в соседнем купе и исподтишка наблюдать за ним, не привлекая внимания.

Но дело все в том, что внимание она и так к себе уже привлекла – еще в Нью-Йорке.

Поэтому, снова пригрозив Г.Г. пальчиком, Нина заметила:

– Все дело в моем плохом английском! Да, да, синьор, вижу, вы со мной заигрываете! Но, уверяю вас, ничего не выйдет.

Г.Г., вдруг вновь превратившись в саму учтивость, заявил:

– Ваш английский бесподобен, мадам. Но прав ли я, что слышу в нем некоторые славянские нотки? Знаете, я был некоторое время женат на польке…

Ну конечно, был женат – когда жил в Париже, пялясь в саду Тюильри на тамошних нимфеток. И не только в Тюильри.

– От синьора ничего не ускользнуло! Да, моя мамочка – тоже полька!

Г.Г. пробормотал:

– Этим-то и объясняется, что на итальянку вы ничуть не похожи, мадам. Я вырос в Швейцарии и в отеле моего отца повидал множество «макаронников»…

О жителях Италии Г.Г. был явно далеко не самого высокого мнения.

Тут он внезапно снова превратился в гончего пса, заявив:

– И все же уверен, что мы с вами в Нью-Йорке сталкивались…

Ну да, еще бы! Нина давно поняла, что надо ретироваться как можно быстрее.

– Синьор, повторяю, я замужем, и эти дешевые приемы со мной не работают. Наверное, мы в самом деле сталкивались – только что, на Пенн-cтейшн! Желаю вам хорошо провести время в Рамздэле!

О, он проведет там незабываемое время, только совсем иначе, чем планировал сам Г.Г. – и даже его литературный создатель!

Г.Г., вздрогнув, уставился на нее:

– Мадам, я вам точно не говорил, куда еду… Откуда вы знаете?

Нина и сама это поняла, потому что сказанное сорвалось с языка случайно, но она легко выкрутилась: вырвала у проводника из руки билет, который ему до этого вручил Г.Г., и, отдавая его владельцу, чинно произнесла:

– Вот здесь написано, синьор! Всего вам наилучшего!

Оказавшись в своем купе, Нина в изнеможении плюхнулась на место у окна и, радуясь тому, что никого, кроме нее, в купе нет, положила ноги на соседнее сиденье.