На службе зла - Роберт Гэлбрейт Страница 25

Внизу скрипнула дверь в гостиную, и до слуха Робин на миг донесся стрекот комментатора, смех Мартина и голос ее отца, выгонявшего из комнаты старого коричневого лабрадора, который испортил воздух.

За день Робин так вымоталась, что, к своей досаде, не смогла вспомнить имя той девушки, которая обращалась к Страйку за советом по поводу ампутации ноги, – вроде бы Кайли. Медленно листая самый посещаемый сайт поддержки, Робин высматривала ники пользователей, которые могли бы иметь хоть какое-то отношение к той девушке, – ведь куда еще, если не в виртуальный мир, подросток со странной навязчивой идеей пойдет делиться своими фантазиями?

Дверь в спальню, неплотно прикрытая после ухода Мэтью, широко распахнулась – это изгнанник Раунтри вразвалочку явился к ней в комнату. Робин рассеянно потрепала его за ухом, и пес, получив свою порцию ласки, шлепнулся на прикроватный коврик. Сначала он барабанил хвостом по полу, но вскоре уснул и засопел. Под аккомпанемент собачьего храпа Робин вернулась к прочесыванию форумов.

Внезапно ее захлестнуло радостное волнение, знакомое с первых дней работы в агентстве Страйка: это чувство служило наградой за поиск информации, малейшие крупицы которой могли что-то означать, а могли и нет, но иногда, в особых случаях, давали ключ к разгадке.

Nowheretoturn: Кто-нить че-нить знает про Корморона Страйка?

Затаив дыхание, Робин развернула ветку.

W@nBee: Это детектив одноногий? Ветеран типо.

Nowheretoturn: Говорят, он сам себя и покалечил.

W@nBee: Не, я тебе отвечаю, он Афган прошел.

И на этом все. Робин прошерстила остальные ветки, но безвестный Nowheretoturn [29]расспросы прекратил и на форуме больше не мелькал. Само по себе это ничего не значило: сменить ник проще простого. Робин продолжала поиски, пока не убедилась, что исследовала каждый уголок этого сайта, но в других местах имя Страйка не упоминалось.

Радость открытия угасла. Даже если предположить, что автор письма и неведомый Nowheretoturn – это одно и то же лицо, та девушка писала в полной уверенности, что ногу Страйк отрезал себе сам. Не так-то много найдется известных ампутантов, про которых можно с легкостью подумать, будто конечностей они лишились добровольно.

Из гостиной теперь неслись подбадривающие вопли. Робин решила на время оставить СНЦСТ-форумы и размотать вторую нить своего расследования.

Ей приятно было считать, что сыскная работа ее закалила. Однако, едва взглянув на первые попавшиеся сайты, посвященные фантазиям акротомофилов – людей с сексуальным влечением к калекам, – Робин почувствовала противный спазм в желудке; это ощущение не покидало ее и после того, как она выключила компьютер. Ей попались на глаза излияния мужчины (Робин могла только предполагать, что это мужчина), чьи самые волнующие сексуальные фантазии были о женщине с ампутированными – выше локтей и коленей – конечностями. Его, похоже, особенно заботила длина оставшихся культей. Второй мужчина (уж эта личность никак не могла быть женщиной) с юности во время мастурбации представлял, как ампутируют ноги ему и его лучшему другу. Автор рассуждал о красоте культей, об ограниченной подвижности ампутантов, об инвалидности как высшей степени зависимости от воли других.

Внизу невнятно гнусавил комментатор Больших национальных скачек, фанатичные вопли ее брата становились все громче, а Робин по-прежнему изучала форумы, пытаясь найти хоть одно упоминание Страйка и обнаружить связь между этой сексуальной девиацией и насилием. Она отметила, что никого из тех людей, что делились своими фантазиями о калеках и ампутациях, насилие и боль, судя по всему, не возбуждали. Даже мужчина, фантазировавший об ампутации ног себе и своему другу, четко и ясно давал понять: отрезание конечностей привлекает его исключительно как средство получить культи.

Мог ли субъект, которого возбуждает инвалидность Страйка, отрезать женщине ногу и прислать по почте? Мэтью бы сказал – безусловно, презрительно подумала Робин, ведь он как рассуждает: если человек настолько не дружит с головой, что балдеет от обрубков, то с него станется отпилить кому-нибудь ногу. Ей почти явственно слышалось, каким тоном Мэтью изрекает свой вердикт. Однако подробности, запомнившиеся ей из письма Р. Л. и вынесенные из откровений его собратьев по акротомофилии, наводили на мысль, что настойчивое желание Р. Л. «все исправить» означало скорее практики, которые Страйк нашел бы, пожалуй, еще менее привлекательными, чем сама ампутация. Конечно, Р. Л. может оказаться акротомофилом и психопатом одновременно…

– ЙЕС! МАТЬ ТВОЮ, ЙЕС! ПЯТЬСОТ ФУНТОВ! – завопил Мартин.

Судя по ритмичному топоту, доносившемуся из коридора, Мартин решил, что гостиная тесновата для полноценного исполнения победного танца. Раунтри проснулся, вскочил и лениво гавкнул. Грохот стоял такой, что Робин не услышала, как Мэтью поднимается к ней по лестнице. При его появлении она инстинктивно нажала на стрелку «Назад», перелистав в обратном порядке сайты, посвященные сексуальной фетишизации калек.

– Привет, – сказала она. – Похоже, Баллабриггс выиграл.

– Ага, – ответил Мэтью.

Второй раз за день он протянул ей руку. Робин отодвинула ноутбук, Мэтью помог ей встать и обнял. Тепло его тела успокаивало, обволакивало, утешало. Она бы не вынесла еще одной ночной перебранки. Но вдруг он отстранился, уставившись ей через плечо.

– Что такое?

Она покосилась на ноутбук. Посреди мерцающей страницы текста выделялось крупное, в рамочке определение:

Акротомофилия (сущ.) – сексуальная девиация, характеризующаяся повышенным сексуальным влечением к парализованным, а также к лицам с ампутированными конечностями.

Повисла неловкая пауза.

– Сколько лошадей погибло? – спросила Робин надтреснутым голосом.

– Две, – бросил Мэтью и вышел из комнаты.

…you ain’t seen the last of me yet,

I’ll find you, baby, on that you can bet.

Blue Öyster Cult. «Showtime» [30]

В воскресенье в полдевятого вечера Страйк стоял у вокзала Юстон и курил последнюю сигарету: до Эдинбурга предстояло пилить девять часов. Элин огорчилась, что он не попадает на вечерний концерт; в качестве компенсации они провели всю вторую половину дня в постели – Страйк был только счастлив. Красотка, обычно собранная и довольно холодная, Элин отбрасывала всякое смущение, оказываясь в спальне. Желанные затяжки сигаретой сливались с воспоминаниями о некоторых интимных зрелищах и звуках: чуть влажная алебастровая кожа у него под губами, стоны, вырывающиеся из ее широко раскрытого бледного рта. У Элин в шикарных апартаментах на Кларенс-Террас курить не разрешалось, потому что ее дочка страдала астмой. После любовных ласк Страйк боролся со сном за просмотром телепередачи Элин о композиторах-романтиках.