Томка. Тополиная, 13 - Роман Грачёв Страница 39

Настойчивость Семенова была вознаграждена. Он услышал шаги, правда, не из квартиры, а с площадки этажом ниже. Кто-то поднимался по ступенькам.

Семенов метнулся прочь от двери. Автоматически потянулся в карман за сигаретой и встал возле лифта, забыв нажать на кнопку вызова. Так и стоял с минуту, как идиот, слушая приближение человека. Когда дождался, удивлению его не было предела.

– А тебе чего здесь, гегемон моржовый? – спросил Семенов. По лестнице поднимался Петр Аркадьевич, и, судя по снижающейся скорости, направлялся он на ту же площадку. – Следишь за мной?

Петр остановился, одной рукой держась за перила, а другую сунув под куртку.

– Чего вылупился?

– А ты здесь чего потерял? – наконец подал голос дядя Петя. – Пришел трясти с него деньги за машину?

– Тебе какое дело?

– А такое. – Петр сделал шаг вперед. Семенов, напротив, отодвинулся. – Знаешь, добрый человек, ты зря сюда явился. Ты ни черта здесь не выяснишь, да и нечего тебе здесь выяснять. Пусть этим делом займутся другие. Ты же как слон в посудной лавке, наломаешь дров…

Семенов отошел еще на шаг, встав спиной к одиннадцатой квартире, и принял бойцовскую стойку. К нему вернулась его обычная самоуверенность.

– Люмпен недорезанный, хорош тут пальцы гнуть. Ты знаешь, что я могу с тобой сделать? Петр Аркадьевич спокойно кивнул.

– Ты знаешь вообще, сявка, на кого ты голос постоянно повышаешь?

– Знаю. Говно ты, добрый человек. И всегда был говно. Давно хотел тебе об этом сказать.

Семенов оскалился. «Ну наконец-то! – говорило выражение его лица. – Что ж ты так долго тянул, чудик!». Он давно ждал подобного выпада и просто искал повод, чтобы размазать старого недомерка в тельняшке по стене. Вот так взять и размазать – за независимость, за беззаботность, за отсутствие страха, за то, что может позволить себе свободу выбора… за все, чего нет у Семенова. Просто за то, что не похож на него.

Давить. Давить, к чертям собачьим!

Семенов подошел к нему, аккуратно взял за ворот куртки.

– Хочешь ударить? – спросил дядя Петя. – Мечтал, наверно? Ну валяй, если у тебя от этого встанет. Семенов не ответил. Просто притянул Петра к себе и воткнул кулак в ребра. Дядя Петя охнул и начал оседать.

– Ты на кого, сучий хвост, зубы скалишь? – бормотал Семенов, не позволяя жертве упасть. – Ты знаешь, что я с такими бомжами делал? Я вас, паразитов, на деревьях развешивал, как гирлянды на Новый год. Ты болтай, да не забалтывайся…

Петр Аркадьевич держался стойко. Он и не думал сопротивляться, понимая, что ничего не сможет противопоставить стокилограммовому коньячному недобарону с богатой биографией «малинового пиджака». Он с покорностью ожидал окончания вспышки гнева.

Не дождался.

Семенов засадил ему еще один кулак под ребра, потом ударил коленом в солнечное сплетение и последним апперкотом отправил Петра в нокаут – точнее, спустил вниз по лестнице. Если бы не ступени, Семенов продолжал бы бить. Петр сполз на спине на площадку между этажами. Он только один раз поднял голову, вытер тыльной стороной ладони лицо, увидел кровь… и отключился.

Семенов застыл. Огляделся. Свидетелей нет.

Или есть?

Валить!

Он нажал кнопку вызова лифта. Двери открылись сразу. Он тут же нырнул в кабину и уехал с этажа.

Пару минут спустя в двери квартиры номер одиннадцать щелкнул замок. Дверь слегка приоткрылась. В щель выглянуло бледное морщинистое лицо с двумя сверкающими, как у кошки, глазами. Удостоверившись, что на площадке никого нет, хозяин открыл дверь шире. Достаточно широко, чтобы в проем проскочила инвалидная коляска.

… А потом внезапно пришла здоровенная туча. Даже не туча – половину неба над городом затянула темно-серая плотная пелена, тянущаяся куда хватало глаз, без малейшего просвета. Мир, до сей минуты яркий и залитый солнцем, погрузился во мрак. Черные орды Сарумана атаковали нас с запада, и даже мне, взрослому мужику, стало немного не по себе, когда злой ветер начал бить в приоткрытую фрамугу балкона.

– Папочка, это будет гроза? – Томка испуганно прижалась ко мне, словно никогда не становилась свидетельницей природной стихии.

– И, похоже, очень сильная. Надо обойти и закрыть все окна.

Не успел я озвучить свой прогноз, как на западе из самого центра пучины вниз ударила чудовищной яркости молния.

– Ай, пап! Ты видел?!

Дочка отпрыгнула от балкона и зажала уши. Она знала, что за молнией обязательно последует гром. И он не заставила себя ждать.

Удар был такой силы, что присели мы оба. Господи боже! Нас атаковал сам Сатана!

Я подошел к двери, ведущей на балкон. Стихия рвала и метала. Крупные куски льда вовсю лупили в стекла, и в какой-то момент мне показалось, что очередной камешек оставит на стекле трещину, если вообще не расколотит его вдребезги. Высокие тополя, растущие перед окнами и едва-едва не достающие макушками до нашего шестого этажа, раскачивались из стороны в сторону. Послышался треск. Наверно, один из мощных стволов не выдержал. Мне было видно, как во дворе соседствующей с нами школы деревья – тоже, кстати, далеко не маленькие – устроили безумную пляску перед стадионом.

– Не припомню штормового предупреждения, – пробормотал я, прижимая к себе Тамару.

– Пап, это надолго?

– Не знаю, милая. Обычно такие сильные проходят быстро.

Вновь сверкнула молния. Если мне не изменял мой глазомер, она ударила аккурат в Черную Сопку или где-то очень близко к ней. Возможно, даже в центр мемориальной площадки, на которой мы с Татьяной побывали недавно.

Я ухмыльнулся. Не может этого быть. Это все моя филологическая фантазия, разыгравшаяся под воздействием последних событий. Слишком уж метафорично.

Ухнул раскат грома. Затем еще одна вспышка, словно кто-то с небесной колесницы со всего размаху метнул в не видимую мне цель огненное копье.

Что б мне лопнуть, бьет в Черную Сопку!

Почему-то я уже не сомневался.

– Папочка, пойдем отсюда.

– Куда ж мы отсюда денемся. Придется дожидаться окончания бури.

– А в нас молния не ударит?

– Нет, родная. На крыше каждого жилого дома стоит такая штука…

– Знаю, знаю!!! Громоотводильник называется.

– Громоотвод. Ладно, пойдем забьемся в какой-нибудь уголок и поболтаем.

Мы улеглись на мою кровать в спальне прямо поверх покрывала. Свет включать не стали, чтобы не созерцать совсем уж кромешную тьму за окном. Томка улеглась мне на грудь.

Стихия бесновалась, швыряла потоки воды, бросалась льдом, била в окна, но наша крепость стойко держала оборону.