Опасный танец втроем - Дарья Кожевникова Страница 6

— Я была не в их числе, наоборот, переживала, чтобы парню все-таки дали доучиться. А что, он и тебя вытягивал?

— Бывало дело. А ты что, думала, я была намного лучше остальных шалопаев? Особенно когда перед контрольной была дискотека и головка с утра бо-бо. — Маша примолкла, вспомнив случай, когда ей действительно оказалось несладко. Но Глеб бросил ей на стол шпаргалку, сам, не дожидаясь, когда она всем своим видом начнет молить его о помощи. А когда она, поняв, что спасительная бумажка ниспослана именно ей, благодарно приложила руку к сердцу, отвернулся, пытаясь скрыть улыбку, что, как и непрошеная шпаргалка, тоже было чудом, поскольку улыбался он крайне редко.

— Про шалопаев — это ты точно заметила, — выключив плиту, мама повернулась к Маше. И тут же строго прикрикнула: — А ну, ляжки свои быстро со стола убрала! Да что это за дурная привычка?!

Не дожидаясь, пока мама отыщет взглядом кухонное полотенце и скрутит его, чтобы применить не по назначению, Маша быстро перескочила со стола на табуретку. Мама все-таки отыскала полотенце, взяла его в руки.

— Не успела, не успела! — поддела ее Маша.

— Я в следующий раз ремень с собой на кухню возьму, — пригрозила мама. Но любопытство оказалось сильнее, поэтому она снова переключилась на прежнюю тему: — А сегодня-то этот Глеб зачем к тебе приходил?

— Да так, поболтать. Так что если ты рассчитываешь хотя бы за него меня замуж спихнуть, то даже и не надейся, тоже ничего не получится.

— Да кто тебя, дуру такую, спихивает? По мне, так, как мы с тобой сейчас живем, даже и лучше: не надо к зятю притираться характером, не надо переживать за тебя во время ваших ссор. Только смотри, Машка! Жизнь идет, никого ждать не будет. Я не вечная, и вообще плохая замена полноценной семье, с мужем и детьми. А ты досидишься в девках до того, что однажды поймешь, что больше уже никому не нужна и что все поезда разъехались.

— Буду ловить такси, — невозмутимо ответила Маша.

— Ой, да что с тобой говорить! Ты же упертая, как осел! И по образованию от него недалеко ушла.

— На среднюю школу и четыре курса в универе, — уточнила Маша, любовно поправляя сбившийся листик салата на остатках бутерброда.

Мама что-то хотела ей возразить, но потом махнула рукой. Да и знала уже, что все равно все ее слова ни к чему не приведут. Что ее упрямая дочь все равно будет стоять на своем и жить так, как ей нравится. Работая в ресторане, собирая у себя друзей или же убегая к ним. И упорно не желая обременять себя ни учебой, ни семейной жизнью.

Наблюдая за мамиными сборами, Маша медленно доела свой бутербродик, сполоснула руки. Потом поцеловала маму на прощание и отправилась в свою комнату. Разумеется, спать. Но легла не сразу. Вначале постояла у окна, разглядывая пустующие качели. Вспоминая Глеба и свой недавний с ним разговор. Да, ввязался парень в нешуточную игру. Далеко не каждый на такое решится. Но Маша, несмотря на все его предупреждения, испытывала большое желание помочь ему всем, чем только будет возможно. Не только потому, что симпатизировала ему. И не только потому, что любила в меру острые ощущения — тут-то как раз о мере речь уже и не шла. Нет, была у Маши еще и другая причина. Просто ей тоже было за что расквитаться с этими свирелевцами. В одиночку у нее на это не было шансов, но вот если присоединиться к Глебу… Маша вздохнула, отошла от окна. Но ложиться все еще не спешила, взбудораженная своими воспоминаниями. В ее работе было, наверное, меньше грязи, чем представлялось маме, но все-таки гораздо больше, чем можно было мечтать. Официантки, почти как и стюардессы, были яркими цветами, украшающими рабочее место. Но в то же время вкалывающими порой, как последние рабы, только не в самолете, а на земле. И главное — уязвимыми. Незащищенными в первую очередь от грубости и хамства клиентов. Только начиная работать, Маша и не ждала, что ей будет легко, поэтому довольно быстро закалилась, внутренне зачерствела, приучив себя не брать все близко к сердцу. Но это она надела внутреннюю броню от слов. А ведь еще оставались действия. Такое, к счастью, случалось гораздо реже. За годы Машиной практики — всего два раза. И один из этих двух раз произошел с ней самой. Когда по пути из зала на кухню ее реально попытался изнасиловать один из этих самых свирелевцев. Догнал в служебном коридоре, зажал в углу, разорвал на ней юбку. К счастью для Маши, ей на помощь подоспел их сотрудник, молодой повар Ванечка, совсем еще парнишка. Ему удалось вырвать Машу из лап пьяного подонка. Потом всем коллективом ее успокаивали на кухне, стараясь унять охватившую ее истерику. А еще позже, дня через два, Ванечка оказался жестоко избит на улице, когда вечером возвращался домой. Может, это было и простым совпадением, но Маше в это мало верилось, хотя доказательств у нее и не было никаких. Ее спаситель упорно молчал, как она ни пыталась его выспрашивать. Однако само его молчание Маше много о чем говорило. В больнице она навещала его каждый день, после они не виделись — парень был уволен без объяснения причин. Все, что Маше оставалось, — это помочь ему деньгами, пока он не восстановится. Сделала она это тайком от него, через его мать, отказавшись ради этого от покупки сережек с бриллиантами, на которые копила. Но это была такая мелочь в сравнении с тем, что сделал ради нее этот паренек! Только вот сделает ли еще хоть когда-нибудь, отважится ли повторить свой подвиг, если снова так сложатся обстоятельства? Больше всего Маша опасалась как раз того, что парню изломали не столько тело, сколько душу. И всякий раз, как только она вспоминала о нем, ярость душила ее. Ярость на того подонка, который как ни в чем не бывало продолжал гулять в их ресторане вместе с остальными. На Машу он, правда, больше не посягал, но и это ее мало успокаивало. И потом, кроме него были ведь и другие. Например, бандит со странной кличкой Керубино, один из ближайших подручных седого львиноголового босса. Он не делал попыток приставать к Маше, но порой так на нее смотрел, пристально, вызывающе, что она нисколько не сомневалась в том, что пока защитой от него ей служит только внимание их босса. Однако события могли по-всякому развернуться. Маша, со времени первого нападения успевшая освоить несколько полезных приемов самообороны, точно знала, что не станет безропотной жертвой. Но во что все это выльется, пока можно было только гадать. То, что ее в этом случае уволят, уже не вызывало сомнений.

— В общем, не отделаешься ты теперь от меня, Глебушка, — прошептала она, наконец-то укладываясь в свою постель с пышным пуховым одеялом. — У меня этим подонкам тоже есть что предъявить.

За прошедшую вслед за этим днем неделю Маша ничего не слышала о Глебе, что, впрочем, было неудивительно, ведь она и раньше слышала о нем крайне редко. Не раз у нее за эту неделю мелькала мысль позвонить ему и узнать, как он там, но она всякий раз воздерживалась: не стоило испытывать терпение Глеба попусту, а то ведь вообще с ней связь оборвет. Нет, уж если и связываться с ним, так тогда, когда ей действительно будет, что ему сказать. А там — как знать? — может, он уже поймет, что она и в самом деле может быть ему ценной помощницей. Пока же новостей не было, и Маше оставалось только поглядывать на свой телефон.