Эликсир бессмертия - Анна Зотова Страница 60

Аня молча кивнула.

— Ему уже около семидесяти, но все равно… Сколько бы лет тебе ни было, душа моя, умирать все равно не хочется. — Елена Петровна встала и, кутаясь в платок, подошла к окну. По карнизу еле слышно барабанили капли дождя. Пришел наконец грозовой фронт, о котором предупреждали синоптики. — Этот человек мне очень дорог, я тебе как-нибудь потом расскажу почему. Да, в общем, это и не важно… У него есть деньги, но что они значат, когда метастазы уже повсюду… Врачи бессильны. И я обратилась за помощью к доктору Лоренцу — это была последняя надежда. Обратилась за помощью и имела глупость сказать, для кого именно нужен эликсир. Для кого и зачем. Это была моя ошибка, но я хотела, чтобы все было по-честному, а это, сама знаешь, очень часто кончается плохо. И Лоренц отказал. Правда, у него были причины, чтобы отказать, довольно объективные, надо сказать, причины, я знала о них, но все равно надеялась, что он через них переступит. А он не переступил.

— Почему? — наобум спросила Аня.

— Почему? Потому что они были врагами. Я бы даже сказала, духовными врагами. Хотя, конечно, когда речь идет о вещах духовных, понятие «враги» абсолютно неуместно. Но тем не менее… Понимаешь, доктор Лоренц организовал в России дело, а этот человек отнял у него это дело и перестроил на свой лад. На совершенно противоположный по сути, по духу, вообще по всему. Дело очень серьезное, можно сказать государственное. Этот человек, видишь ли, смотрит на будущее России с оптимизмом, в соответствии с этим и работает. А доктор Лоренц… как бы это сказать… является его идеологическим оппонентом, что ли.

«Это шеф Иванова! — поняла Аня. — Ну да, руководитель этой Организации — вот это кто…» — И вдруг она догадалась, да, догадалась о ком идет речь — это было наитие, самое настоящее наитие, такое бывало с ней несколько раз в жизни, и вот случилось теперь. Она еле выговорила:

— Это же Чебраков? — и закашлялась, словно что-то попало не в то горло, зашлась внезапным утробным кашлем. Елена Петровна взглянула на нее с удивлением.

— Значит, он сказал тебе?.. — Она имела в виду доктора Лоренца, и Аня замотала головой:

— Да нет, я сама, — кашель душил ее, а ей почему-то обязательно надо было убедить Елену Петровну, что это она сама, — сама дога… гадалась… Сама…

— Да, это Георгий Константинович. — Теперь голос хозяйки звучал глухо и отчего-то недобро, словно своей догадкой Аня нарушила какую-то только ее тайну, куда посторонним доступа нет. А может, она просто боялась, что доктор Лоренц сказал Ане еще что-то такое, чего говорить не следовало. — Впрочем, я тебе этого не говорила, имей в виду… А ты что, знаешь Чебракова? — вдруг насторожилась она.

— Знаю. — Аня наконец откашлялась. В горле стоял жуткий перхотный зуд, и она сделала несколько глотков пива. — Они дружили с моим папой. Потом папа умер.

Дождь все сильнее барабанил по карнизу, по стеклу, все гуще шумел там, дальше, на втором плане, мало-помалу переходя в ливень. Елена Петровна долго молчала, глядя на дождь.

— Прости, душа моя, — наконец вымолвила она едва ли не через силу, повернувшись лицом к Ане. — Видишь, как все в жизни заплетено. И ведь это неспроста, ничего случайного нет. — И, словно перелистнув десяток страниц, без всякого перехода заговорила о другом: — Я уж не знаю, что тебе там наплел доктор Лоренц… ну да ладно, это его дело… Понимаешь, моя дочь его очень любит — Георгия Константиновича, очень… Мы ведь с ним вместе в школе учились, и классе в седьмом у нас был даже роман. Роман на Чистых Прудах. Я жила тогда на Чистых Прудах, и мы с ним там часто гуляли. Хорошее было время, какое-то сладкое… Потом, после школы, он уехал учиться в Кембридж, а вернулся уже с женой. Очень красивая была у него жена — Аманда. Она увлекалась горными лыжами, привлекла к этому и Жору, и как-то летом в Альпах они попали под сход лавины. Жору откопали, а ее не нашли…

«Жору! — Аня даже вздрогнула от своего открытия. — Вот кто такой «ж»!

— …Очень красивая была женщина, Жора ее так любил… Года через три он женился на Ольге Ильинской. Она была племянницей Гансовского (да-да, того самого, медиамагната), и женитьба на ней очень укрепила Жорины позиции. Хотя, зная Жору, я не думаю, что это был брак по расчету. Оля замечательный человек…

— Да, я помню тетю Олю, — кивнула Аня, так и эдак обкатывая в голове свою «эвирику» насчет «ж». — Они несколько раз к нам приезжали… Она тоже очень красивая.

Елена Петровна усмехнулась.

— Жора всегда знал толк в женщинах, этого у него не отнимешь… В общем, когда у меня появилась Оксана, Жора резко двигался в гору. А когда ей пришла пора идти в школу, он был уже большим человеком. Своих детей у них ни с Амандой, ни с Ольгой не было, и получилось так, что он очень привязался к моей Оксане. Так часто бывает. Помог устроить ее в хороший садик, потом в хорошую школу и дальше ей помогал по жизни. Он вообще очень отзывчивый, несмотря на дикую загруженность. Я знаю, что он многим так помогал…

«Я тоже знаю», — горько подумала Аня.

— Короче говоря, душа моя, в некотором смысле мы с Оксанкой были за Жорой как за каменной стеной. И доктор Лоренц не мог этого не чувствовать. И не мог не испытывать определенных чувств к Жоре. Я имею в виду ревность. Я мало что знаю об их совместных делах (кое о чем, конечно, догадываюсь), но помимо дел они еще и дружили. Помощь от доктора Лоренца я не принимала (а почему не принимала, и сама не знаю), и он на это ужасно злился, тем более что Оксана Жору любила гораздо больше его. В общем, непростая это была дружба… Но и люди они непростые, очень непростые. Особенно Лоренц…

— А не могли бы вы рассказать о нем? — заикнулась было Аня. И даже вздрогнула, когда Елена Петровна резко ответила:

— Нет, душа моя! О докторе Лоренце я не буду рассказывать ничего. Ни тебе, ни кому-то другому. Давай сразу закроем эту тему. Договорились?

— Ладно, как хотите. — Аня сделала слегка обиженный вид. — Договорились.

— Короче говоря, в конце концов, друзья стали врагами, Жора заболел, и когда Оксана узнала, что ее родной отец не хочет ему помочь, она буквально осатанела. Я никогда не видела ее такой. Она, видишь ли, чуть ли не сразу после школы уехала с будущим мужем в Молдавию, там они весьма бурно расстались, его за что-то посадили в тюрьму, она связалась с сектантами, кое-как от них отстала, уехала на Кавказ… — Елена Петровна тщательно подбирала слова, чтобы не сказать лишнего. — В общем, жизнь у нее была непростой. А с Кавказа вернулась просто фурией: жестокой, страшной, беспощадной какой-то. «Я, — говорит, — мама, убивала там живых людей. Они мне потом снились и во сне убивали меня. И убили». Мне жутко с ней было в одной комнате, просто жутко, представляешь? Никогда не думала, что буду бояться свою родную дочь. В общем, она решила пойти войной на своего отца в самом прямом смысле этого слова. Я так понимаю, что после Кавказа она уже не могла без войны… А может, дело не в Кавказе, может, это у нее было с детства, просто я этого не замечала… А после Кавказа заметила. Она была готова мгновенно ополчиться на кого угодно, — по поводу ли, без повода ли, — и идти насмерть, идти до конца. Только Жору продолжала любить и говорила, что он для нее всегда был больше, чем отец. Когда доктор Лоренц появился в Москве, она попросила у него эликсир для Георгия Константиновича. Нет, не попросила — просить она никогда не умела, — потребовала. Это было при мне, я помню, как доктор засмеялся и говорит: «Интересно, а если бы заболел я, а эликсир был бы у него, ты вела бы себя так же?» Оксана говорит: «Ради тебя я не шевельнула бы и пальцем». В общем, они страшно тут поругались, вернее, ругалась главным образом Оксана, а отец старался свести разговор к шутке. Он вообще, скажу я тебе, не конфликтный человек. Что она ему только не говорила, как только не называла! У нее буквально пена на губах выступила. И я все боялась, что она просто с ума сойдет от своей собственной ярости. В конце концов, отец ушел, а она кричала ему вслед из окна: «Берегись, гад! Я вам всем устрою! Ты мне сам все принесешь, сам!..»