Смерть на кончике хвоста - Виктория Платова Страница 8

Никаких признаков жизни. Странно, если учесть, что сейчасникак не меньше полуночи. Похоже, респектабельные хозяева Тумы ведут светскийобраз жизни. И почерк, которым был записан адрес: самоуверенные буквы,самоуверенный нажим в конце слов. Они выдают евростандарт в квартире и мыслях,наличие престижной иномарки, дачи в окрестностях Репина и валютного счета вокрестностях маленькой европейской страны. Интересно, каким будетвознаграждение?.. Наталья еще раз набрала номер с ошейника.

Никаких подвижек.

Возвращаться в комнату, к оттаявшей доберманихе, нехотелось, и Наталья позвонила Нинон. В отличие от хозяев собаки Нинон оказаласьдома.

— Ты просто дура, — Нинон не дала ей и ртараскрыть. — Владик ждал тебя целый час.

— И в результате ушел с официанткой.

— Неважно. Я снимаю с себя всякую ответственность затвою личную жизнь.

— Сделай одолжение… Я нашла собаку, Нинон.

— Лучше бы ты нашла какого-нибудь приличного мужика.

— С мужиками пока облом.

— Надеюсь, ты не притащила ее к себе домой?

— Нет, я должна была оставить ее замерзать на улице.

— И что за собака?

— Доберман.

— Безумица! Она же тебя загрызет. И всю вашу коммуналкузаодно. И вообще, на твоем месте я бы от нее избавилась как можно скорее. Японимаю, сострадание к братьям нашим меньшим и все такое прочее. Но это же непекинес, в конце концов. И не болонка.

— Она просто потерялась. Завтра хозяева ее заберут, воти все.

— Что, уже обнаружились?

— Пока нет. Но номер их телефона я знаю. Появятся жеони рано или поздно.

— Лучше рано. А пока выведи ее на площадку. Привяжи кбатарее, пусть там переночует.

— Посмотрим. — Наталья вспомнила мелкую дрожь,волнами идущую по спине собаки, ее несчастные желто-коричневые глаза и ребра,выпирающие из-под кожи. Выгнать собаку сейчас было бы предательством.

— И смотреть нечего. Она черная или коричневая?

— Она грязная. И несчастная.

— Черный доберман — не к добру, — подумав, заявилаНинон.

Рассердившись на Нинон, вещающую тоном египетской жрицы,Наталья повесила трубку. Добермани-ха действительно была черной.

…В три часа ночи собака начала выть и метаться по комнате.Она подбегала к двери, требовательно царапала ее когтями и снова возвращалась кдивану, на котором тщетно пыталась забыться и заснуть несчастная хозяйка.Проклиная все на свете, Наталья сунула ноги в сапоги и набросила пальто прямона ночную рубашку: судя по всему, Тума была большой любительницей ночныхпрогулок.

Что ж, придется подчиниться.

Но стоило им обеим выйти из комнаты, как они тотчас женаткнулись на старуху.

Ядвига Брониславовна сидела у телефона и проницательнощурила глаза.

— Собака, значит, — промурлыкала баба Ядя.

— Собака. Доберман, — запираться былобессмысленно.

Тума зарычала.

— Бешеная. В любой момент может укусить.

«Ты сама кого угодно на части разорвешь», — злорадноподумала Наталья, но сочла за лучшее не развивать эту скользкую тему.

— Она не бешеная. Просто друзья попросили… Всего лишьна пару дней, — вдохновенно соврала она.

— Учти. Завтра я тебя с ней на порог не пущу.

— Завтра вечером ее не будет, — тут же дала заднийход Наталья. Господи, сколько же можно пресмыкаться передлюмпен-пролетариатом?..

Подождав, пока старуха скроется в своей комнате, Наталья иТума выскочили за дверь.

Все очень просто.

Я выпускаю собаку на улицу и захлопываю дверь подъезда.Только и всего. И никаких проблем, никаких грязных луж под батареей иизмордованных остатков сухарей. Никаких склок с Ядвигой, тишь, гладь и божьяблагодать. В моем нынешнем положении только собаки не хватало.

Но даже эта спасительная мысль не успокоила Наталью.

Имя.

Все дело в имени. Вернее, в кличке, выведенной на ошейнике.Кличка переводила абстрактную собаку в разряд конкретной. А предать конкретнуюсобаку Туму — невозможно. Наталья вздохнула и открыла тугую дверь подъезда. НоТума, проявлявшая до этого все признаки нетерпения, даже не подумала сдвинутьсяс места. Она повернула голову к Наталье и заскулила: одна я и шага на улицу несделаю, так и знай. Стоит мне выйти, как ты тотчас же захлопнешь дверь.

Все-то ты понимаешь, псина.

— Ты что, решила, что я тебя выгоняю? — преувегличенно громко спросила Наталья доберманиху. — И в мыслях не было. Но еслиты мне не доверяешь, можем выйти вместе…

…Они вернулись в квартиру спустя полчаса. И Наталья тотчасже принялась накручивать телефонный диск: к половине четвертого утра должнызакончиться все рауты в посольствах и все фишки в казино. Кислотные вечеринки врасчет не берутся, вряд ли холеные (под стать ошейнику!) хозяева Тумы ихпосещают.

Но телефон молчал.

Он молчал и в четыре, и в без пятнадцати пять, и в шесть,когда в комнате Ядвиги заорала радиоточка. Выслушав сквозь дверьмалоутешительные последние известия, Наталья пришла к единственно верномурешению: сегодня после работы она вместе с Тумой отправится по адресу,указанному на ошейнике. Оставлять чужую собаку в коммуналке — безумие чистойводы. А в доме № 62/3 по Большому проспекту наверняка есть консьержка,какая-нибудь милейшая старушка, тайная поклонница фильма «Благословите детей изверей». Она-то и присмотрит за собакой, и передаст ее с рук на руки хозяевам.О вознаграждении, конечно, придется забыть, но относительный покой в стаекоммунальных пираний — дороже…

На этом и остановимся.

7 февраля

Воронов

Кризис начался два месяца назад.

Он, как змея, вполз в размеренную жизнь Воронова, играючиразвалил крепко сбитый сюжет очередной книги и задушил в своих объятиях уженаписанные главы. Начало кризиса совпало с вирусным гриппом и потому неособенно обеспокоило Воронова: он привык болеть. Вороновские болезни делилисьна сезонные и демисезонные и варьировались в зависимости от времени года. Летомего мучили приступы сенной лихорадки, куриная слепота и трофические язвы; зимойприходил черед острых респираторных заболеваний, ячменей и экссудативныхплевритов. Три раза Воронов болел крупозным воспалением легких с подозрением натуберкулез; дважды лежал с гастроэнтероколитом в окружном госпитале моряков-подводников— протекция его литературного агента, вопиющего здоровяка Семена Марголиса. Ана такие мелочи, как гипертоническая болезнь и аллергия на кошек, собак и мед«Разнотравье», он научился и вовсе не обращать внимания.