Десять лет с йогами, целителями и шаманами - Алена Кумари Страница 6

Линии домов в светло-фиолетовом небе. Порванные в клочья воздушные змеи на крышах. Небо, перечеркнутое электричеством: провода поверх проводов, намотаны друг на друга клубками как гнезда ворон. Гаснущее перед рассветом уличное освещение. Запахи утренней жизни: мыло и омлет. Запах индийского дома, запахи, которые я не могу различить. С ними в меня входит Индия.

Улица отелей и дешёвых гестхаусов. Вывески вкрученные друг в друга. Зеленые, желтые — как ящерицы: «Харе Кришна», «Кришна Плаза», «Хари ОМ».

Рикши — водители велосипедов с колёсами и прицепом. Самый дешёвый транспорт Индии. Самые худые люди, которых я когда-либо видела. Они еще спят накрывшись козырьками своих повозок, укрывшись пледами.

В семь утра Дели уже разогнался и движется. Бойко распаковывает коробки утренний овощной рынок. Коровы в попытке сорвать угощение отогнаны и пробуют подступиться снова. Собаки: оранжевые и белые, как линии переходящие друг в друга. Серые мартышки в ветвях деревьев охотятся за попкорном и мороженым. Женщина торгует чаем и сладостями у лотка на улице. Она наливает горячий чай в прозрачные стаканчики. Пар с ароматом специй поднимается в воздух, смешивается с туманом. Дальше этот запах становится водой.

Куда делись мужчины в дорогих костюмах, которые носят одеколон, который носит дорогое имя? Где эти бесконечные, взмывающие до неба офисные леса? Здесь, вместо них, вытянутые наружу деревья-храмы, в них вплетены магические красные нити.

Храм Ханумана, храм Кали, храм Шивы.

Как входить в эти храмы?

В какой одежде?

Я внимательно наблюдаю снаружи.

Пахнет душистым маслом.

Что это за масло?

«Шива, Дурга, Парвати», — бросает на ходу человек в тюрбане. Что у него под этим тюрбаном? Длинные волосы или короткая стрижка? Люди сгибают голову перед черным камнем в центре храма.

Этим людям нравятся ритуалы.

Жрец храма улыбается, дает мне белые шарики с алтаря. На вкус они приторно-сладкие. «Это „прасада“ — божественная милость».

Я гуляю, я ем в кафе. Возвращаюсь в храм, нахожу другие храмы. Наконец, я смотрю на людей. Я смотрю на еще непонятых, непрочитанных мною европейцев. Длинноволосые мужчины и женщины, худые, плоские, с невыраженными формами. Все, как один, облаченные в медленные жесты. Мужчины похожие на женщин, и женщины похожие на нимф. Они поклоняются друг другу.

Что они делают? Танцуют? Совершают предсказания? Как в этой одежде можно путешествовать?

Он звонит и рассказывает мне новости.

Новость номер один рвет на части сигналом телефона.

Мне кажется, что шум на линии устроен мною тоже. «Мне трудно возвращаться домой без тебя».

Он рассказывает, что у него новый объект на работе. Он заканчивает каждое предложение словами о том, что скучает и ждет.

Но я — как под водой.

Меня это не касается.

Как провода на слепках электрических мотков на небе Дели: сигнал мистически идет, но поступает лишь для избранной информации.

Девушка на железнодорожном вокзале старого города Дели. Она притягивает взгляды даже будучи одета почти по- индийски, даже скрывшись под этим платком. Она отличается от этого мира, как от любого другого, но в Индии это особенно заметно.

Разносчик чая наливает жирный горячий напиток. Нос чайника ныряет в маленькие глиняные чашечки. Глиняная посуда ручной работы — дешёвая рабочая сила, пластик дороже.

Горы полуразбитых чашек валяются в урнах, вокруг урн, на платформе и прямо под поездами.

Всюду жизнь, движение людей и направлений. Носильщики вещей «кули». Женщины с красивыми лицами в расшитых сари. Женщины, несущие тюки на головах, держащие за руки детей. Старики в оборванной одежде присели отдохнуть на рельсы.

Пять часов назад я стояла здесь, в руках билет на поезд в Агру, но так и не села в вагон. «Тадж-Махал» — это единственное, что я знаю об Индии. Но название не вибрирует. Другое дело — «Варанаси».

В поезде — важный железнодорожный служащий в форме. Он проверяет билеты, прокалывает их дыроколом. Я забираюсь на свое место. Натягиваю на себя все майки и спальник, укрываюсь с головой. Соседи принимаются ужинать. Запах пряной индийской еды, движение колес по рельсам. Во сне я то здесь, то в России.

Утро пробирается вместе с холодом. Щели на окнах, и напротив сломанное окно тоже. Ветер гуляет по вагону. Люди лежат спина спиной друг к другу. Эти люди родились в Индии.

Вагон еще спит, и серый туман окутывает все без промежутка.

Я кладу слова друг в друга, впервые доверяю порыву Индии — не спать, но чувствовать и писать все, что вижу.

Пальмы по линии через поле. Новая деревня или город. Здесь никто не объявляет следующую станцию.

«В Индии 500 тысяч деревень у дороги», — регистрирует туристический путеводитель.

Люди идут с кувшинами к железнодорожной линии. Какают и писают повернувшись к вагонам спинами, моются водой из кувшинов. Рисовые поля, словно кирпичики конструктора «LEGO», разбиты на квадраты и выделены по цвету: нежно-зеленый, коричневый, терракотовый, желтый, пшеничный.

Это не уловит ни одна фотография — слишком велик объем.

Мы как в туннеле из белой пены.

Мы рассекаем воды на кольца и оставляем их лежать под колесами. Ветер разносит туман и обнажает суть деревенской жизни. Поезд снижает скорость, поезд стоит среди полей.

Люди выходят в поле и теряются в облаке.

«Чай-чай-чай!» — проносится по вагону. Торговец чая идет в один конец поезда, возвращается, проходит мимо и снова возвращается. Поезд внутри поезда, течение внутри течений.

Чай в маленьких стаканах по сто грамм. Чайный человек разливает горячий напиток из железного баллона с краником. Стерилизация и безопасность уходят в сторону, когда ты в индийском поезде.

Ты пробуешь все.

Я пробую все.

Сначала осторожно — только рис, потом рис и вареные овощи — кари. Потом первый стаканчик чая, за ним — третий. В конце приносят мороженое.

Люди в вагоне обсуждают газетную новость: «Поезд вышел из южного города Тирупати и должен был ехать в Варанаси. Однако на развилке в Вийяваде вместо того, чтобы повернуть на север, поехал на восток. Он проехал 980 километров в неправильном направлении. Чудо, что поезд не столкнулся ни с одним встречным составом».

Это не наш поезд?

Пригород Варанаси тянется, как третья сигарета моего соседа. Он наполовину вынырнул из дверей тамбура. Двери теперь не закрываются. Влажный, теплый, искристый от солнца воздух гуляет по вагонам, пересекает дребезжащие окна и двери-гармошки.

Индийцы в маленьких городах очень любопытны. Кто-то машет мне рукой на платформе. Я успеваю разглядеть только руку — она худая и тонкая, как крылья птицы.