Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг Страница 102

Если не считать, что Эннмари обозвала меня мудаком и чтовремя от времени я думал о том, что поделывает Кэрол Гербер (главным образом отом, что, может, она передумала и вернется в университет, и празднует ли онаДень Благодарения со стариной Салл-Джоном на его пути в армию), праздникипрошли лучше некуда. В четверг и пятницу потоком шли родственники, наводнялидом, грызли индюшачьи ножки, смотрели футбол по телевизору и вопили вкульминационных моментах игры, кололи дрова для кухонной плиты (к вечеру субботыполеньев маме хватило бы, чтобы отапливать плитой весь дом до конца зимы, еслибы ей вздумалось). После ужина мы ели пирог н играли в “эрудита”. Гвоздемразвлечений стала грандиозная ссора между Дейвом и Кэти из-за дома, который онипланировали купить, — Кэти швырнула тапперуэром с остатками угощения в моегобратца. За годы детства я получил немало тумаков от Дейва и с большимудовольствием смотрел, как пластмассовое вместилище тыквенного пирога отлетелоот его виска. Потеха!

Но под всем приятным, под простой радостью, которуюиспытываешь, когда вся семья в сборе, прятался страх перед тем, что произойдет,когда я вернусь в университет. Я урвал час для занятий поздно вечером вчетверг, после того как остатки пиршества были загружены в холодильник и вес отправилисьспать, и еще два часа во вторую половину дня в пятницу, когда между появлениемочередных родственников образовался интервал, а Дейв с Кэти, временно придя ксогласию, ушли “вздремнуть” (дремали они, мне показалось, очень шумно).

Я по-прежнему чувствовал, что могу нагнать, — не чувствовал,а твердо знал. Но еще я знал, что один не сумею, да и с Натом тоже. Мне надобыло спариться с кем-то, кто понимал самоубийственную притягательность гостинойтретьего этажа, знал, как закипает кровь, когда кто-то начинает ходить с пик впопытке подловить Стерву. С кем-то, кто понимал первобытный восторг, когдаудавалось оставить Ронни с la femme noire.

Значит, Скип, решил я. Даже если Кэрол вернется, понять воттак она не сможет. Нет, это мы со Скипом должны вынырнуть из омута и поплыть кберегу. Я решил, что вместе мы сумеем. Не то чтобы меня так уж заботил он. Ксубботе я успел покопаться у себя в душе и понял, что главным образом пекусь осебе, что главным образом меня заботит Номер Шестой. Если Скип хотел использоватьменя, прекрасно. Потому что я-то, безусловно, хотел использовать его.

К полудню субботы я вчитался в геологию настолько, что одномне стало совершенно ясно; я нуждаюсь в помощи, чтобы разобраться в некоторыхпонятиях, — и срочно. До конца семестра меня подстерегали еще только двасерьезных камня преткновения — ряд зачетов и экзамены. Чтобы сохранитьстипендию, мне необходимо было сдать их по-настоящему хорошо.

Дейв и Кэти уехали вечером в субботу около семи часов, всееще переругиваясь (но чаще в шутку) из-за дома, который собирались купить вПолунале. Я устроился за кухонным столом и начал читать в учебнике социологиипро внегрупповые санкции. Сводилось все это, видимо, к тому, что и последнимидиотам требуется на кого-то срать. Идея не из утешительных, Потом я осознал,что в кухне не один. Поднял глаза и увидел, что передо мной стоит мама встареньком розовом халате и ее лицо призрачно белеет от крема “Пондс”. Меня неудивило, что я не услышал, как она вошла. Прожив в этом доме двадцать пять лет,она наперечет знала все скрипучие двери и половицы. Я решил, что она наконецсобралась допросить меня об Эннмари, но тут же выяснилось, что мои сердечныедела занимают ее меньше всего.

— Насколько скверно твое положение. Пит? У меня в головепромелькнула сотня возможных ответов, но я выбрал правду:

— Толком не знаю.

— Но есть что-то одно, самое главное?

На этот раз я правды не сказал и, вспоминая, понимаю, откудавзялась ложь: что-то во мне, враждебное моим лучшим интересам, но оченьсильное, все еще сохраняло за собой право пригнать меня к самому краю обрыва..,и заставить шагнуть с него вниз.

"Угу, мам, моя беда — гостиная третьего этажа, моя беда— карты. Две-три партии, говорю я себе всякий раз, а когда смотрю на часы, онипоказывают без малого полночь, и от усталости я уже не могу сесть заниматься.Черт, до того увяз, что не могу заниматься. За всю осень, если не считать игрыв “червей”, я сумел только потерять мою девственность”.

Скажи я вслух хотя бы первую половину, думаю, вышло бычто-то вроде отгадки многосоставного имени злого карлика и произнесения этогоимени вслух. Но я вообще ничего этого не сказал, а объяснил ей, что все дело вособенностях занятий в университете: надо осваивать новые методы, преодолеватьстарые привычки. Но я могу со всем этим справиться. И справлюсь.

Она постояла еще немного, почти по локти засунув руки в рукавахалата (в этой позе она походила на китайского мандарина), а потом сказала;

— Я буду всегда любить тебя. Пит. И твой отец тоже. Он этогоне говорит, но он это чувствует. И он, и я. Ты ведь знаешь.

— Угу, — сказал я. — Знаю. — Я вскочил и крепко се обнял.Рак поджелудочной железы, вот что ее убило. Пусть и быстрый рак. И все-такинедостаточно быстрый. Думаю, когда речь идет о тех, кого ты любишь, быстрыхраков не бывает.

— Но тебе надо заниматься очень прилежно. Мальчики, которыезанимались кое-как, умирают. — Она улыбнулась. Не очень веселой улыбкой. —Наверное, ты сам это знаешь.

— Что-то такое слышал.

— Ты все еще растешь, — сказала она, откинув голову.

— Не думаю.

— Да-да. Не меньше, чем на дюйм с прошлого лета. А твоиволосы! Почему ты не стрижешь их?

— Мне нравится так.

— Они же длинные, как у девушек. Послушай моего совета, Пит,постригись. Надо выглядеть прилично. В конце концов ты же не кто-то из этих“Роллинг Стоунз” и не Херманз Хермит.

Я расхохотался. Не сумел сдержаться.

— Мам, я подумаю об этом, договорились?

— Обязательно подумай. — Она еще раз крепко меня обняла,потом отпустила. Вид у нее был усталый, но я подумал, что тем не менее онаочень красива. — За морем мальчиков убивают, — продолжала она. — Сначала ядумала, что на это есть веские причины, но твой отец говорит, что это чистоебезумие, и мне теперь кажется, что он не так уж не прав. Занимайся изо всехсил. Если нужны деньги на учебники — или репетитора, — мы наскребем.

— Спасибо, мам. Ты прелесть.

— Как бы не так! Просто старая кляча с усталыми ногами. Япошла спать.

Я позанимался еще час, потом слова стали двоиться и троитьсяу меня в глазах. И я тоже пошел спать. Но уснуть не мог. Едва я задремывал, какначинал разбирать по мастям сдаваемые мне карты. В конце концов я позволил моимглазам открыться и уставиться в потолок. “Мальчики, которые занимались кое-как,умирают”, — сказала моя мать, а Кэрол сказала мне, что сейчас отличное времядля девушек, Линдон Джонсон об этом позаботился.