Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Конофальский Страница 11

А за полчаса до рассвета кавалер вдруг встал и просил у всех собравшихся прощения. После людям своим велел собираться в дорогу, так как времени у него не было, а дела были. Господа просили его остаться, даже дамы просили, но он вежливо отказывал им всем, ссылаясь на важное дело. Лишь госпожа Ланге не просила.

Она подошла и спросила:

— Можно ли мне ехать с вами, господин мой?

— Нет-нет, госпожа моя, — отвечал он, целуя ей руку при всех собравшихся, — но карету я вашу возьму, мне надо хоть немного поспать в дороге. Другого времени у меня не будет.

Она, едва сдержав слёзы, благословила его крестным знамением.

И он со всеми своими людьми, с выездом, с гвардейцами, с Сычом и с Ежом, был у северных ворот города ещё до их открытия. Спал в карете, дожидаясь рассвета и открытия ворот.

Крестьянин Петер Мюллер в полдень возвращался с покоса. Лошадка его, недавно ожеребившаяся, тащила телегу с нетяжкой поклажей весьма легко, а жеребёнок её бежал рядом с мамкой. Домовитый Петер — с разрешения старосты, разумеется, — выкашивал клин у оврага и половину сена полагал себе. Ехал он не спеша и вполне довольный жизнью. И ещё издали увидал то, что его насторожило. Прямо у дороги два неопрятных на вид мужика развели костёр. Люди те были весьма необычны в этих местах.

Господа? Нет, не господа, но и не мужицкого звания тоже. Не попы, не купцы и не солдаты. Что ж за людишки то?

«Городские, сволочи!» — как подъехал ближе, сразу определил для себя мужик. Понял, удивляясь, что городских так далеко занесло от города. И ещё сильно его удивлял тот предмет, что от их костра уж очень вкусно пахло. Пахло жаренным на углях мясом. И чем ближе подъезжал он к ним, тем тревожнее становилось мужику. Эти городские выглядели не просто как заезжие бюргеры. Они были вида не бедного и весьма…

«Разбойники! — похолодел мужик. — Как есть разбойники!»

А кто ж ещё это мог быть? Морды страшные, один хмырь ухмыляется беззубо, морда до глаз заросшая, другой, лысый и лопоухий, злых зенок своих от крестьянской лошадки не отводит. А что ещё хуже, прямо у дороги лежит голова оленихи, копыта её тут же, а на вертеле над дымящими углями висит мясо бедного животного. Ну вот и думайте сами, что это за люди, которые отважились в лесу господина бить его оленей и прямо у дороги их жарить. Это ж дело висельное!

«Точно разбойники! Висельники, не иначе, другие на такое не отважились бы!»

Петер, не дожидаясь, когда эти мужики ножи из-под одёжи достанут и к нему пойдут, врезал коняшке своей хлыстом, да так, что сам испугался. Коняга вздрогнула и пустилась вскачь, а крестьянин, честный человек, пролетел мимо костерка, да потом ещё и оборачивался: не бегут ли за ним. Отъехал подальше, и даже дышать ему легче стало. И так как был он человек богобоязненный и господина своего чтущий, сразу поехал Мюллер к дому второго егеря господина, к дому Клауса Кёллера.

Приехал и, увидав того у свинарника, заорал ему через забор радостно:

— Свиней кормишь, Клаус, а у тебя там оленей убивают!

Высокий и сильный Клаус Кёллер обернулся. Посмотрел, кто это там орёт у забора. Такой крик был явной наглостью, не всякий мужик может вот так вот просто кричать егерю господина таким обидным тоном.

— Что ты мелешь, дурень?

— Да то и мелю, господин егерь, — продолжал мужик, — там два каких-то человека убили оленя господина и жарят его прямо у дороги, даже в лес не прячутся.

— Да ты пьян, дурак.

— Да не пьян я. Коли не веришь, так езжай сам погляди. Тут и недалеко, даже до оврага не доедешь.

Клаус в такое жуткое преступление не поверил бы, но простой мужик так подшучивать над ним не осмелится. Видно, правду говорит.

— А что то за люди? — спрашивает егерь, понимая, что придётся ему туда ехать. — Не военные ли?

Кто ж ещё, кроме военных, осмелится на такое дело?

— Нет, — кричит Петер Мюллер, — не военные. На вид городские.

Не стал мужик говорить егерю, что люди на вид опасные. Зачем? Пусть егерь господский сам всё увидит.

— Ну так что, Клаус, поедешь?

— Не твоё собачье дело, — говорит ему егерь, — твоё дело сказать. А сказал, так езжай дальше, не стой у моего забора.

— Оно, конечно, конечно, — кричит Петер и радуется, что не сказал егерю о том, что те двое, что жарят оленя, на вид весьма опасные.

Взмахнул хлыстом и повёз сено дальше, половину надо ведь было старосте отдать.

А Клаус Кёллер стал собираться. Взял большой нож, аркебузу, что господин ему выдал, пороховницу повесил через плечо. Быстро и умело оседлал конька своего и поехал по дороге в сторону оврага.

Надо, конечно, было напарника позвать, но напарник его всю заслугу по поимке браконьеров себе бы приписал, так как он был старшим егерем, а Клаус младшим, поэтому Клаус решил изловить сволочей сам, единолично. Тем более, что это простые горожане.

Торопился егерь. И вскоре он был на месте. Уже чувствовал запах дыма и жареного мяса, что разлетался по округе. Он даже следов на дороге не смотрел, так торопился их изловить. За такое дело можно и награду получить — господин молод, и поэтому ещё не жаден, — а может даже, и повышение.

А когда увидал этих бюргеров, во-первых, пожалел, что не позвал напарника, а во-вторых, про себя пообещал набить морду мужику Мюллеру за то, что не сказал, что эти людишки весьма на вид непросты, хоть и не солдаты. Но отступать было уже нельзя, и Клаус, взяв аркебузу и подпалив фитиль, поехал к этим разбойникам. А разбойники жрали мясо и пили пиво из жбана, а увидав его, вовсе даже не испугались, а лишь поднялись с земли и встали руки в боки в ожидании, когда он подъедет. А он, подъезжая, уже кричал им грозно, чтобы страха нагнать:

— Эй вы, сволочи! А ну-ка покажите руки! И говорите, есть ли железо при вас?

А сам подъезжает ближе и поднимает аркебузу.

— Ты бы, дядя, не лаялся бы так с незнакомыми-то людьми, — нагло заявляет ему лопоухий.

И стоят с ухмылками оба и оружия не боятся. И арбалет лежит рядом, и ножи у обоих на поясе.

«Ох, Петер Мюллер, быть твоей морде битой, крепко битой», — думает егерь.

А пока он думал, тот, что пониже да покоренастей… раз, и уже у его коня стоит… два, и под уздцы его цепкой рукой схватил… три, и уже за ствол аркебузы схватился, и на себя её тянет и смеётся ртом беззубым:

— Это ты что, дядя, фитиль-то поджёг, а на полочку запального пороха насыпать забыл? Как ты стрелять-то собирался? Или думал, что мы фитиля дымящегося испугаемся?

Егерь даже растерялся от такого проворства опасного человека и думал, что теперь ему ответить, а тут этот мужик так дёрнул за ствол, с такой силой, что вырвал аркебузу из сильных в общем-то рук егеря:

— Дай сюда, не игрушка это для дураков. Вещь сие опасная.