Шмяк! - Терри Пратчетт Страница 11

— У Беллочки нет амфоры, — наконец сказал он.

— Чего-чего нет?

— Обнаженная женщина — это искусство, только если где-нибудь рядом стоит амфора, — сообщил Фред Колон. Даже ему объяснение показалось неубедительным, поэтому он добавил: — Ну, или постамент. Лучше всего, конечно, то и другое. Так сказать, тайный знак, который гласит: это искусство, ребята, смотрите спокойно.

— А пальма в горшке?

— Тоже сойдет. Но лучше в амфоре.

— А если нет ни амфоры, ни постамента, ни пальмы в горшке? — настаивал Шнобби.

— У тебя что-то на уме, капрал? — подозрительно спросил Колон.

— Да. «Богиня Анойя, восстающая из серванта», [3]— сказал Шнобби. — Вон она висит. Ее нарисовал какой-то тип, у которого три буквы «и» в фамилии. По-моему, вот это искусство так искусство.

— Количество «и» очень важно, Шнобби, — серьезно заявил сержант Колон, — но в таких ситуациях надлежит спрашивать себя: а где тут херувим? Если на картине есть толстозадый розовый мальчишка, который держит зеркало, или веер, или что-нибудь такое, то все нормально. Даже если он при этом ухмыляется. Нельзя же, в конце концов, везде рисовать амфоры.

— Да-а, но, предположим… — начал Шнобби.

Дальняя дверь отворилась, и сэр Рейнольд заспешил к ним по мраморному полу с книгой под мышкой.

— Боюсь, репродукции картины нет, — сказал он. — Копию, которая по-олностью отражала бы оригинал, слишком трудно сделать. Но в этом сенсационном труде, по крайней мере, множество подробных набросков. В наши дни, конечно, почти у каждого посетителя есть копия. Вы знаете, что на картине можно различить более двух тысяч четырехсот девяноста отдельных гномов и троллей — по типу оружия и меткам на теле? Плут, бедолага, сошел с ума за работой. У него ушло шестнадцать лет, чтобы закончить картину!

— Это еще ничего, — бодро ответил Шнобби. — Фред еще не закончил красить свою кухню, а ведь он начал двадцать лет назад!

— Спасибо, Шнобби, — холодно отозвался Колон, беря у куратора книгу. Она называлась «Энциклопедия „Кумской битвы“».

— В смысле — сошел с ума? — спросил он.

— Он пренебрегал всей остальной работой. То и дело менял место жительства, потому что не мог заплатить, и вынужден был таскать огромный холст с собой. Только вообразите! Ему приходилось выпрашивать краски на улице, и на это уходило много времени, потому что не у каждого встречного с собой тюбик со жженой умброй. Плут утверждал, что картина с ним разговаривает. Здесь обо всем этом написано, хотя, боюсь, слишком драматизировано.

— Картина с ним разговаривала?!

Сэр Рейнольд поморщился.

— Да, именно так он утверждал. Никто не знает, как было на самом деле. У Методии Плута не было друзей. Он считал, что превратится в цыпленка, если заснет ночью. Он повсюду оставлял записочки, которые гласили: «Ты не цыпленок», хотя порой не доверял самому себе. Считается, что он настолько сосредоточился на картине, что заработал нечто вроде воспаления мозга. Ближе к концу работы он был уве-ерен, что лишается рассудка. Он говорил, что слы-ышит звуки битвы.

— А вы откуда знаете, сэр? — спросил Фред Колон. — Вы же сказали, у него не было друзей.

— Ох уж этот острый ум полисмена! — с улыбкой воскликнул сэр Рейнольд. — Он писал записки самому себе, сержант. Постоянно. Когда-а его последняя хозяйка вошла в комнату, то нашла сотни бумажек, засунутых в старые мешки для цыплячьего корма. К счастью, она не умела читать. Поскольку она пола-агала, что ее жилец — некоторым образом гений, а, следовательно, у него может быть что-то, что она сумеет продать, хозяйка позвала соседку, некую мисс Аделину Радда, ко-оторая писала акварели. Мисс Радда позвала своего знакомого, ко-оторый изготовлял рамы для картин, а тот поспешно вызвал Эфраима Даустера, знаменитого пейзажиста. Ученые до сих пор бьются над записками Плута и пытаются проникнуть в тайны этого несчастного ума. Записки расположены не в хронологическом порядке. Некоторые из них очень… странные.

— Еще хуже, чем «Ты не цыпленок»? — спросил Фред.

— О да, — сказал сэр Рейнольд. — Плут писал о голосах, предзнаменованиях, призраках… Еще он вел дневник на разрозненных клочках бумаги и никогда не ставил дату и не оста-авлял никаких намеков на то, где он жи-ил, чтобы его не нашел цыпленок. Он пользовался массой иносказаний, потому что не хо-отел, чтобы цыпленок понял…

— Простите, я думал, вы сказали, что это он считал себя цып… — начал Колон.

— Кто способен постичь мыслительные процессы человека, чей разум столь прискорбным образом поколеблен? — устало произнес сэр Рейнольд.

— Э… а картина правда говорит? — спросил Шнобби Шнобс. — Оно, конечно, бывало и не такое…

— К сожалению, нет, — ответил сэр Рейнольд. — По крайней мере, не в наше время. С тех пор как книга была переиздана, в часы работы музея в зале всегда стоит охранник. Он утверждает, что картина не произнесла ни единого слова. Разумеется, она всегда привлекала внимание. Издавна ходят истории о том, что на ней указан путь к сокровищам. Вот почему, в частности, кни-игу переиздали. Люди любят та-айны, не правда ли?

— Только не мы, — сказал Фред Колон.

— Кстати, я слышал про эту книжку, — сказал Шнобби, листая «Энциклопедию». — Мой приятель Дэйв, который держит магазинчик марок, говорит, что есть, типа, история про гнома, который появился в каком-то городе вблизи Кумской долины спустя две недели после битвы, и он был ранен, потому как тролли на них напали из засады, и умирал от голода, ну и вот, типа, никто там толком не знал по-гномьи, а он хотел их куда-то отвести и твердил все время одно и то же слово, и оказалось, что оно по-гномьи значит «сокровище», ну и вот, когда люди пошли с ним обратно в долину, он умер по пути, и они ничего не нашли, а потом этот художник наткнулся в долине на что-то такое и указал на картине место, только эта штука свела его с ума, потому что она вроде как была заколдованная. Дэйв сказал, правительство всем велело молчать.

— Дэйв всегда так говорит, Шнобби, — сказал сержант.

— И он прав.

— Только сам он почему-то всегда в курсе, и никто ему не велит молчать, — продолжал Фред.

— Да, да, смейся, сколько хочешь, сержант, но все-таки происходит много такого, о чем мы и не знаем.

— Что, например? — поинтересовался Колон. — Назови мне хоть одну вещь, о которой ты не знаешь. Что, не можешь?

Сэр Рейнольд кашлянул.

— Разумеется, это одна из те-еорий, — сказал он, тщательно подбирая слова, как всегда делали собеседники, послушав обмен шпильками в исполнении мозгового треста «Колон-Шноббс». — К сожале-ению, в записках Методии Плута можно найти подтверждение буквально любой те-еории, какой только вздумается. Честно говоря, нынешней популя-ярностью картина обязана тому, что автор книги поддерживает давнюю легенду о некоем секрете, зашифрованном на полотне.