Ричард Длинные Руки - бургграф - Гай Юлий Орловский Страница 14

Я отвел взгляд, непристойно так разглядывать замужнюю женщину. Она из тех женщин, в присутствии которых чувствуешь себя мужчиной, в домах таких женщин всегда чистота и порядок, они умеют окружить самца заботой и лаской...

— Может быть, — сказала она нерешительно, как-то по-своему истолковав мое молчание, — зайдете?.. У меня почти готов обед, есть хорошее вино. С моей стороны это хоть и не совсем... правильно, но вы были так добры ко мне! Вчера и сегодня...

Я кивнул:

— С удовольствием. Я в самом деле не прочь перекусить. Вроде бы позавтракал, но здесь такой воздух с моря, что уже снова готов ублажать желудок.

Она придержала калитку, я пригнулся и втиснулся во двор. За спиной звонко щелкнуло, впереди уложенная неровными булыжниками дорожка к дому, по обе стороны кусты роз, что превратились снова в терновник, из которого их когда-то вывели, а за кустами огромный сад из яблонь, груш, абрикосов, слив, дальше вообще сплошная стена деревьев, спелые плоды блестят на солнце округлыми боками.

Я снова взял корзину и пошел за женщиной, успев прощупать ее в тепловом и запаховом, но женщина как женщина, в расцвете лет, гормональное развитие на высоте, пахнет свежестью, тепловой фон равномерно распределен по всему телу, разве что в верхней части туловища багровости больше, но это говорит всего лишь о том, где больше крови, а ни о какой-то ведмячести.

— За этим садом сразу море, — сказала она, не оборачиваясь. — Но там пустой и каменистый берег.

— Всё равно схожу посмотреть, — ответил я. — Я так долго к нему шел!

Она чуть покосилась на меня через плечо. Глаза удивленные, спросила с недоумением:

— К морю?

— Да.

— Да что в нем хорошего?

— Кому как, — ответил я. — Есть же влюбленные в море?

Она зябко передернула плечами:

— Не знаю. Я так его ненавижу.

— Почему?

— У меня отец и мать утонули в бурю.

— Сочувствую.

Она снова оглянулась, смягчила тон:

— Весь наш город превратился в... сплошное развлечение. Люди перестали работать, только развлекаются. Потому и дивлюсь, чтоб одинокому молодому сеньору да не найти себе развлечений в самом городе?

Я хотел было уточнить, что разве нет других развлечений, поинтереснее, но подумал, что лукавлю. Во все времена главными остаются базовые радости: выпить и потрахаться, потрахаться и выпить. И не так уж важно, трахаешься в пещере или на компьютерном столе.

— Вообще-то верно, — согласился я. — Но с этим успеется.

— Да и море не убежит...

Дорожка подвела к крыльцу дома, там с одной стороны кусты роз вообще потонули под мощными зарослями чертополоха, с другой стороны — рассохшаяся бочка под водостоком с крыши, обручи проржавели и свалились, вода выбежала в щели. Женщина посмотрела на меня виновато, почти умоляюще.

— Руки не доходят...

— Да-да, — согласился я, — сад просто неимоверный... Так и кажется, что тянется до края света.

Она поднялась на крыльцо. Я гадал, что же случилось, что одна в таком огромном хозяйстве. Не говоря уже о саде, сам дом содержать — это не меньше трех слуг надо, да и тем не придется сидеть сложа руки.

В доме, на удивление, чисто, в первой же комнате светло, большой стол с тщательно выскобленной поверхностью, чистые шторы на окнах.

Она слабо улыбнулась:

— Я сейчас соберу на стол.

— Да, если не слишком побеспокою...

Наверху на лестнице послышались звонкие детские голоса. Я поднял голову. По ступенькам сбегают двое мальчишек, такие же черноволосые и со сросшимися густыми бровями, фамильная черта. Увидев незнакомца рядом с мамой, замерли, глядя на меня испуганными черными, как спелая смородина, глазами.

— Мои старшенькие, — сказала женщина тепло, — Ганс и Фриц. А меня, кстати, зовут Амелия...

— Рад слышать, госпожа Амелия. Старшенькие, это значит, что есть еще?

— Есть, — ответила она почему-то грустно. — Аделька и Слул. Они еще совсем маленькие. Гансу и Фрицу одиннадцать и десять, а тем пять и три.

— Счастливая у вас семья, — сказал я дежурную фразу, улыбнулся детям, повернулся...

...и язык прилип к гортани. На дальней стене в простой раме портрет мужчины средних лет. Рисовал явно не придворный художник, а кто-то из начинающих гениев: смело, остро, без мелких деталей и вытютюливания, потому портрет выглядит почти живым, хотя это всего лишь набросок с хорошо прорисованным лицом, а плечи и грудь лишь намечены небрежными штрихами.

Холодок продолжал растекаться по моему телу. Этого человека я уже встречал, да не просто видел... Да, это крупное лицо с холодными и жестокими глазами, тогда, помню, на меня пахнуло могильным холодом... И сейчас — как будто я на миг потерял одежду, стоя на холоде.

Госпожа Амелия проследила за моим взглядом. На лицо ее легла печаль.

— Это мой муж.

— Гм... — пробормотал я, не зная, что сказать, — прекрасный портрет... Очень талантливо передано. Уверен, что и сходство тоже...

Она кивнула:

— Да. Все говорят, что как вылитый.

— Художник живет в городе?

— Нет, уехал в столицу. Пригласили ко двору. Кто-то из знатных увидел его работы.

— Понятно, столица всегда забирает самых талантливых. А муж... дома?

Я отводил взгляд, спрашивать такое очень уж не по себе, знаю же, где я его оставил, утыканного стрелами, а женщина, словно ощутив недосказанное, посмотрела тревожно и вопрошающе.

— Нет... он уехал пять месяцев назад.

— И...

— Не вернулся, — договорила она с трудом. — До сих пор не вернулся.

— Да, — ответил я, — да... — Она спросила быстро:

— Что «да»?

Я сказал неуклюже:

— Времена неспокойные. Мало кому удается уложиться в те сроки, какие наметил. Что-то да задерживает...

Она сказала тоскующее:

— На этот раз он задержался... слишком.

На стол опустилась миска с высокими краями, пахнет вкусно, я зачерпнул деревянной ложкой, горячий суп приятно обжег рот и прокатился в глотку. Желудок наконец затих и занялся своим делом. Я хлебал суп, прикусывал свежим хлебом, на столе появилось и мясо, а когда мясо, это еще не крайняя бедность, хотя и богатством здесь не пахнет. Скорее разрушением, как в умирающей дворянской усадьбе.

— Чем занимается муж?

— Торговыми делами, — ответила она не задумываясь.

— Купец?

— Нет, — сказала она в некотором затруднении, — он мне долго объяснял, но я не всё поняла. У них очень сложно, в торговых делах много людей: одни перевозят товары, другие продают, третьи хранят на складах, четвертые ищут выгодные сделки... Он как раз искал, потому всё время в отъездах.