Пятиборец - Сергей Антонов Страница 15

Пока Тритемий вещал, расхаживая по темнице, Андрей внимательно к нему присматривался. На тощем, как скелет, узнике были кожаные штаны по щиколотку, рубаха из некрашеного холста, а поверх нее — кожаный колет со множеством накладных карманов. Голову Гиннеса украшал потрепанный бархатный, лихо сдвинутый набок синий берет. На ногах Тритемий носил сандалии, закрепленные на голенях ремнями. Однако, что самое интересное, ладони и пальцы у словоохотливого старика были сплошь покрыты темными пятнами. Такие пятна Андрею доводилось видеть на руках учителя химии. Он поинтересовался, за что старик попал в застенки Трибунала. Это подвигло Тритемия перейти от рассуждений о Беверидже к рассказу о самом себе.

—Я тоже причислен к еретикам, — сделав скорбное лицо, сообщил он. — Оказался здесь по обвинению в колдовстве и пособничестве гирудам. Признаюсь, кое-что в магии смыслю. Но, — Тритемий торжественно воздел к потолку указательный палец, — вбелой, юноша, в белой. С детства я стремился познать природу. Не пытался вырывать у нее тайны насильно. Просил униженно. И было дано мне. Жил в лесу, изучал силу трав и растений. Научился понимать язык деревьев, птиц и животных. Когда посчитал, что знаю достаточно, поселился среди людей. Лечил их, помогал советами. Что плохого в том, что урожай пшеницы в моей деревне был лучше, чем в соседних поселениях? Что дурного в том, что наших буйволов кормили правильно, и они считались двужильными? Ха! Оказалось, что все это — черная магия. Какой-то завистник донес на меня, что, дескать, у меня скелеты жаб на посылках. Вряд ли Беверидж поверил в чепуху о жабьих косточках. Я люблю всякую живность, крыс, жаб, лягушек, и не стану убивать их ради каких-то костей. Ну какой из меня пособник гирудов? Я ведь всего лишь ученый и стремлюсь постичь суть явлений. Бьюсь об заклад, Бевериджу больше всего не понравилось мое заявление о том, что Священная Экзекуция в его лице подменила собой монархию и Церковь. Он расценил это, как наглое обвинение в узурпации власти! Вот так, дорогой Эндрю. Мне довелось оскорбить Бевериджа словом, а тебе — действием. А это все равно, что добровольно наложить на себя руки.

—Это другая темница, — заметил с удивлением Эндрю, осматриваясь, — она гораздо хуже той, куда меня бросили в первый раз...

—Всегда может быть хуже или лучше, чем было. Все относительно, мальчик мой, и нет в мире ничего постоянного. Время от времени добро побеждает зло, чтобы занять его место, и наоборот. Где-то рядом с нами, в подвалах Серого дома имеется местечко пострашнее нашей темницы.Брюсов окинул взглядом ужасную сырую камеру и ему подумалось, что вряд ли где-нибудь может быть место хуже.

—Что вы имеете в виду? — спросил он старика.

—Под нами находится зарытая в землю башня, нарицаемая Адским колодцем. Мало кто о нем знает. Иными словами, это сосуд, куда заточаются в случае необходимости наиболее опасные черные маги, а также гируды. Не просто обращенные, а самые настоящие чада Тьмы, аристократы Империи, когда их удается изловить с помощью церковной магии. Так что наше подземелье, мой юный друг, это еще не предел падения. Лично я мог бы просидеть здесь годик-другой, будь у меня здесь свеча, пара гусиных перьев, чернильница и бумага. Все остальное — здесь, — Гиннес постучал себя согнутым пальцем по изборожденному морщинами лбу. — Результаты моих алхимических опытов, чертежи и расчеты, которые должны войти в главный труд моей жизни — трактат «О магической природе левитации». А сколько других полезных изобретений пропадет вместе со мной! Все это удалось бы сохранить для потомков, будь у меня бумага, перо и чернила! И совсем немного времени.

Откуда-то издали донесся долгий, протяжный вой, перешедший затем в грозное рычание.

—Кто это так воет? — удивился Брюсов. — Надеюсь, не чада Тьмы из адского колодца?

—Нет-нет, что вы, — засмеялся Старик. — Это всего лишь тандерхаунды — черные псы экзекуции, очень древняя порода охотничьих псов. У них белые пятна вокруг глаз, их еще называют глазами ангела. Эти собаки способны видеть то, что недоступно человеческому глазу. Хороший тандерхаунд способенна большом расстоянии отличить человека от гируда. Скорее всего, это на самом деле так. Гируды ненавидят тандерхаундов, а те отвечают чадам Тьмы взаимностью. Эти псы отличаются великой преданностью и подчиняются лишь стальным сутанам. Эту породу позволено разводить только им и аристократам, больше никому. Вот так-то, юноша. Впрочем, для нас это ничего не меняет...

—Кто знает, может быть, все не так уж безнадежно, — Брюсов попытался ободрить Тритемия, а заодно и себя. — Может, Великий Экзекугор и посадил нас сюда для того, чтобы не спеша во всем разобраться. Уверен, что он еще пригласит нас на собеседование...

—Пригласит, пригласит, — Гиннес нахмурился, к чему-то прислушиваясь. — Возможно, скорее, чем ты думаешь. Священная Экзекуция почти не выносит оправдательных приговоров. Не удивляйся, Эндрю. Когда сидишь здесь достаточно долго, слух обостряется. Я, например, уже с легкостью отличаю топоток крыс от звука шагов. Да-да. Так и есть. За кем-то из нас идут.

Даже в полумраке темницы Брюсов увидел, как напряглось лицо Тритемия. Чего мог так испугаться человек, который твердит о том, что для полного счастья ему не хватает всего лишь пергамента, пера и чернил? Тритемий не ошибся. Где-то в недрах подземелья заскрипели петли. Послышался стук каблуков. Со скрежетом откинулся засов, распахнулась низкая дверь. Андрей зажмурился от яркого света. А когда зрение немного восстановилось, увидел перед собой толстяка в сером камзоле с большими оловянными пуговицами, на которых была изображена железная десница. Такие же пуговицы украшали темно-серые обшлага его рукавов.

—Ну, старик, ты еще не передумал? — спросил Фарнам, приветственно кивая Брюсову. — Признаешься в пособничестве исчадиям ада или по-прежнему собираешься упорствовать в заблуждениях? Молчишь... Значит, не передумал. Что ж, пойдем... Святая Экзекуции озаботится твоим спасением, если не желаешь спасаться сам.

Глаза Брюсова, наконец, окончательно привыкли к свету, и ему удалось рассмотреть, что секретарь Бевериджа явился не один. За его спиной стоял монах в серой рясе со свитком пергамента в одной руке и факелом в другой. Третьим был тюремщик. Он держал в руках поднос с двумя глиняными мисками и парой кусков хлеба.

—Поторапливайся, старик, — нетерпеливо пробурчал Джошуа Фарнам. — Полагаю, приказы своих хозяев из Фералиса ты выполнял с нездешней резвостью?

Гиннес ничего не ответил — лишь развел руками и вышел из темницы. Тюремщик поставил на пол миски, положил в них два ломтя хлеба. Дверь с грохотом захлопнулась. Андрей поставил свою миску на колени. Жидкая похлебка дурно пахла, однако Брюсов давно не ел и поэтому не слишком привередничал. Когда деревянная ложка заскребла по дну миски, из угла темницы послышался шорох. Андрей увидел два маленьких красных глаза. Некоторое время крыса изучала нового постояльца, а затем приблизилась. Села рядом, обвив ножки длинным хвостом. Брюсов понял, что крыса прикормлена Тритемием и ожидает подачки. Отломил кусочек хлеба, положил перед крысой. Наблюдая за тем, как работают маленькие челюсти, Андрей задумался. Итак, дела у него хуже некуда. Он оказался в новом, незнакомом мире и сразу нажил крупные неприятности.