Там, где лес не растет - Мария Семенова Страница 16

У Коренги часто заколотилось сердце, он сразу оглянулся накорабельщиков… и увидел, что все они, один за другим, с видимым облегчениемстали бросать на палубу приготовленные было луки и копья. А гости корабля,взволнованно столпившиеся кругом Ириллира, спешили отойти прочь. Так, чтобы егозлая судьба по ошибке их не коснулась.

И кто-то уже сворачивал парус, прекращая бессмысленноебегство «Чагравы».

Некоторое время несчастный Ириллир стоял столбом, явно не всилах осознать, что всё это происходило в действительности, а не снилось ему.Коренга примерил на себя его состояние и решил: если бы от него вот такотвернулись те, кого он привык считать побратимами, он бы тоже, наверное, сразуутратил волю сражаться. Зачем всё, когда предают самые близкие?.. Коренга сжалзубы. Аррант не показался ему очень хорошим человеком, но всё равно его быложаль. Потом Ириллир заметался по палубе, исступлённо крича, что сегванам нельзяверить, что, вступив на палубу, они тотчас всех перережут, что слово кунса насамом деле подобно дыму, уносимому ветром. У него был голос человека, нутромчующего, что ему не поверят. И точно. От него шарахались, как от зачумлённого,а один из гостей, галирадец, даже проворчал:

– Не меряй всех на свой аршин, Ириллир.

В самом деле, сегваны могли и сдержать данное слово. А вотесли бы им отказали, тогда уж они точно побросали бы всех за борт. Так чтовыбор был очевиден, и команда «Чагравы» не послушала ни просьб, ни угрозхозяина судна – парус остался висеть на рее тяжёлой матерчатой колбасой.

Сегванские лодьи между тем подошли совсем близко, и вот уженад водой свистнули трехлапые якоря, привязанные на длинных верёвках. Они стреском вцепились в борт и палубу «Чагравы», сегваны дружными усилиями стянуликорабли… И первым с борта на борт по-хозяйски ступил, конечно же, самДвадцатибородый. За ним последовал молодой комес. Он сразу не понравилсяКоренге. Неприлично парню быть таким пухлым и рыхлым, а воину и подавно. Ишь,ляжки наел – а у самого не то что борода, даже усы маломальские не растут!.. Непоминая уже, что справные воины, удостоенные сопровождать вождя, не должныходить в каких-то дурацких плащах из грубой рогожи, из которой мешки толькоделать, а не одежду!

Немного погодя к этим двоим присоединился третий, седойстарик, выглядевший измождённым то ли болезнью, то ли тягостным горем. Он молчаостановился подле Чугушегга и молодого, скрестив на груди руки. Он смотрел наИриллира даже без ненависти. Так – словно с того света – смотрят люди, безмерноуставшие от жизни и от тех невзгод, которыми она даже на склоне лет продолжаетих настигать.

А Ириллир стоял перед ними, держа в руке короткий изогнутыйаррантский меч, и, кажется, собирался недёшево продавать свою жизнь. Сегваны наэтот меч не обращали никакого внимания. «Ну а я-то что делать должен? –мучился Коренга. Рука молодого венна лежала на холке взволнованного, глуховорчавшего Торона, другая сжимала узкий кожаный ремешок, уложенный вдоль правойноги. – Защищать его? Сегванов этих я первый раз вижу и совсем видеть быне хотел, а с ним третий день рядом живу, не чужие вроде друг другу… Я что,получается, тоже его предаю?..»

– Ты думал, твоему злодеянию не будет свидетеля, –проговорил Чугушегг. Проговорил очень спокойно и даже грустно, и от этого сталоещё страшней. – Ты ошибся. Свидетели найдутся всегда…

Ириллир вдруг выронил меч, бухнулся на колени и принялсябиться лбом о палубные доски.

– Помилуй, помилуй, достойный кунс… – разобрал Коренга. –Не губи… Я не знал, что всё так получится… Я не хотел…

Старик медленно отвернулся. Двадцатибородый смотрел наарранта с видимым отвращением. Казнить человека, униженно молящего о пощаде?..Нелегко это, наверное. Коренга попробовал мысленно поставить себя на местосегванского кунса: «А я смог бы его убить?» И пришёл к выводу, что Ириллирдолжен был совершить какое-то вовсе уже запредельное преступление. Такое, закоторое просто не может быть никакой милости, лишь кровь в отплату за кровь.Например, поднял бы руку на родителей Коренги. Или на его младших сестрёнок.Или на Торона…

Да, на Торона. За своего пса Коренга кого угодно зубами бызагрыз. Как и тот за него.

Тут шагнул вперёд молодой комес. Расстегнул пряжки на плечах– и его рогожный плащ оказался-таки мешком. Большущим мешком, местамиперемазанным чем-то подозрительно бурым. При виде этого мешка Ириллиротшатнулся, дико закричал, попытался вскочить… Юноша успел раньше. Его колено смаху врезалось в подбородок арранта. Тот, видно, не был кулачным бойцом, чьячелюсть делается несокрушимой от постоянных ударов. Он даже руками не взмахнул,сразу закатил глаза, начал заваливаться назад. Но на палубу не упал. Молодойсегван сверху вниз натянул на него мешок. И перевернул, явив немалую силу, такчто Ириллир исчез внутри весь, вместе с нарядными сапогами, которые надел вморе вместо сандалий.

– Другие купцы говорят про тебя: «Чужая душа дешевлегроша», – по-прежнему задумчиво и негромко проговорил Двадцатибородый. ТутКоренга заподозрил, что напугавшие его россказни Буркуна о присвоенныхИриллиром задатках были всего лишь тенью чего-то гораздо более тайного истрашного, а сегванский кунс продолжал: – Что ж, поглядим, выручат ли тебяденьги, нажитые душегубством… Где-то здесь должна быть кубышка!

На палубу аррантского корабля перепрыгнуло ещё несколькокомесов, все молодые, дочерна обветренные, отлично вооружённые. Они скрылись внедрах «Чагравы» и скоро вернулись, неся довольно увесистую шкатулку, вернеедаже, небольшой окованный сундучок. Воины не стали возиться с замком, попростусбили крышку. Проделали они это играючи. Чугушегг кивнул головой, и монеты созвоном посыпались следом за Ириллиром в мешок. Коренга мог бы поклясться, чторазличил блеск добрых сребреников, которые три дня назад отсчитал арранту за ихс Тороном плавание в Фойрег…

Ещё несколько коротких движений, и горловина мешка оказаласькрепко завязана. Оглушённый Ириллир неуверенно шевелился внутри, сереброзвякало. Чугушегг протянул было руку, но полнотелый парень остановил его:

– Позволь мне всё сделать, отец.

Подтащил мешок к краю палубы, почти туда же, где тайкомоблегчался Торон…

И по-прежнему без особой натуги вывалил через борт.

Арранты и гости «Чагравы» ахнули, подались прочь…

Кажется, Чугушегг совершил всё, что собирался, и был намеренвернуться к себе на судно, предоставляя осиротевшую «Чаграву» её собственнойучасти. Но было бы поистине странно, если бы его внимания избегла привязаннаявозле борта тележка. И калека в ней, испуганно обнимавший за шею громадноголохматого пса.

Чугушегг остановился против них и презрительно бросил:

– Встречал я веннов, но таких скудйльных [29]– ни разу не видел. Знать, мельчает порода!