Чародей звездолета «Агуди» - Юрий Никитин Страница 18

Карелин заметил, как я смотрю неотрывно, медленно поднялся,закряхтел:

– Нравится? Сам сажал!.. Пойдемте, похвастаюсь.

– Император Диоклетиан, – сказал я, –выращивал капусту. И в первую очередь вел гостей хвастаться.

– Я веду не в первую очередь, – ответил онсердито. – Кроме того, у Диоклетиана была жена с такой изумительнойфигурой, что велел являться на пиры только голой. Она сперва стеснялась, потомпривыкла… Но моя, боюсь, не привыкнет. Провинциалка!

Я покосился удивленно, неужели полагает, что у его ЛиныАлексеевны хорошая фигура, в это время повеяло сильным и одновременно изящнымзапахом, я не думал, что сильное может быть изящным, мощная стена здания уплылав сторону, взгляду открылось упавшее на землю закатное небо. Я даже различилсреди деревьев пылающие облака, горят неистовым пурпуром клумбы, а самопылающее багровое солнце в самом центре сада – огромное, неистовое, от егонасыщенного цвета сердце забилось чаще, а когда ноздри уловили запах, я ощутилсебя полным сил и бодрости, словно вскочил утром хорошо выспавшийся и уже выпилкрепкий утренний кофе.

Он поднялся, обошел стол.

– Ты пока сиди, я помою руки.

Вежливый эвфемизм, означающий сходить пописать, ведь в еговозрасте проблемы с предстательной должны быть покруче, чем в моем, хотя и меняэто не миновало, а это значит, что в туалет приходится ходить чаще обычного, апросиживать там впятеро дольше. Я проводил его взглядом, дверь не успелазакрыться, как с другой стороны выплыла улыбающаяся Лина Алексеевна, онаулыбается всегда, но ей это идет, и хотя улыбающаяся женщина чаще всего похожана дурочку, чем нам они и нравятся, однако Лина Алексеевна действительноулыбается хорошо.

В ее руках корзина с виноградом, водрузила на серединустола, я помог освободить место. Крупные груди величаво колышутся под тонкойтканью сарафана, от ее сочного тела веет теплым парным молоком.

– Хорошо у вас, – сказал я.

Она пожаловалась:

– Сад хорош, но сорняки совсем замучили!.. Ничто их неберет, никакие гербициды, пестициды, вегабои, травоциты!.. Что я только неделаю!

Я огляделся, сказал с удивлением:

– Но у вас чисто, ухоженно. Не вижу ни одного сорняка.

– Еще бы увидели, – возразила она сварливо. –Я уже так привыкла передвигаться по саду в позе римлянина, завязывающегосандалии, что, боюсь, как-нибудь и в Москве так выйду на улицу. Я сама, самавыдергиваю их!

Она показала мне пальцы, красивые нежные пальцы белошвейки,огрубевшие от постоянного соприкосновения с жесткой травой.

– Никакие кремы не успевают размягчать, –пожаловалась она. – Только зимой и вижу руки без царапин.

– Почему не поручить садовнику? – предложиля. – В соседней деревне много безработных.

Она отмахнулась с полной безнадежностью:

– Мужчины ничего не понимают, а женщины… Только этибесстыдницы появляются в саду, как мой усаживается на веранде. Я не понимаю этумоду ходить без трусиков, это же не Средневековье, когда трусиков еще не знали!Нет уж, лучше я сама так похожу. Заодно и душа спокойна, что ни одного стебляне осталось. А то одну травинку упустишь, а потом глядишь – целый пучок. Какони так быстро, не понимаю!..

– Живучие, – согласился я. – Им для жизнитребуется меньше условий, вот на благоприятной земле и размножаютсястремительно…

– Прямо с бешеной скоростью!

Карелин вышел из туалета, бодрый и освеженный. Капли водыблестят на ресницах. Не похоже, что у него проблемы с предстательной, в самомделе зашел помыть липкие руки и сполоснуть потное от жары лицо. А вот мне ируки помыть не помешало бы, и мочевой пузырь опорожнить…

Я посмотрел на липкие от сока пальцы, смерил взглядомрасстояние до дверей туалета, вспомнил, что Ричард Львиное Сердце вообщеникогда в жизни не мыл руки, поднялся навстречу Карелину, заметил:

– А вот Лина Алексеевна жалуется.

– В чем?

– Сорняки истребляете плохо, – сказал я с улыбкой.

Он хмыкнул, взгляд скользил по горизонту с застывшимирваными облаками, а когда заговорил, голос показался очень серьезным и дажепечальным. Мне показалось в нем даже некоторое удивление:

– Да я воевал с ними, воевал… Только мы, мужчины,гибче. Женщина уж если станет на какой путь, так и прет, как танк. Мы же,обвиняя их в непостоянстве, сами то и дело переходим с дороги на дорогу, а то ина тропку, иной раз вообще предпочитаем ломиться через дебри, мол,протоптанными дорогами пусть ходят женщины, дети и дураки… Как-то выпалывалбездумно, голова забита какой-то высокомудрой ерундой, а тут заметил у забора…нечто. Да, нечто не предусмотренное моей мудрой политикой разбиения сада.Хочешь, покажу?

– Да, конечно!

По обе стороны тропки поплыли ухоженные кусты роз, над нимикрупные бабочки, слышно, как мягко-мягко шелестят крыльями. Высокий бетонныйзабор приближался, кусты с розами остановились и ушли за спину. Вдоль заборадорожка, достаточно широкая, чтобы по ней могли пройти двое, мирно беседуя и неприжимаясь друг к другу, дорожка вплотную к забору, но в одном месте отыскаласьщелочка не шире копыта, из этой щели торчит мясистый и весь в острых колючкахстебель. Темно-зеленые листья жадно ловят солнечные лучи, те достигают этогоуголка только перед закатом солнца, остальное время здесь густая тень отбетонного забора.

На кончике высокого стебля горит богатым малиновым огнемяркий цветок, запах обалденный, розы так не пахнут, у них не запахи, а ароматы,а от репейника я ощутил именно могучий сильный запах жизни, силы. Вьются пчелы,бабочки, а когда я подошел ближе, сверху, как груженый вертолет, опустился,надсадно гудя, транспортный медведь с крылышками, распихал всех и присосался кцветку.

– Ну как? – спросил Карелин.

– Красиво, – ответил я. – Как Хаджи-Мурат.

Он коротко взглянул на меня, вздохнул.

– Какие же мы одинаковые, – произнес ворчливо.

– И вы тоже?

– Да. Одинаково мозги устроены? Или одни книги в школечитали? Я тоже сразу подумал: Хаджи-Мурат…

– Как отнеслась Лина Алексеевна?

Он отмахнулся:

– Не замечает. Женский ум – куриный, видит только то,что на ее огороде. А этот за дорожкой, под забором. Просто не увидела, вот ивсе. Если узрит, конечно, уничтожит. Она у меня – зверь.

Я провел на его даче, он этот комплекс привычно называлдачей, почти весь остаток дня. За мной носят не только ядерный чемоданчик, но исверхтонкие ноутбуки, я постоянно могу видеть весь свой кабинет, как явный, таки тайный, могу подключиться к телекамерам и понаблюдать, кто и чем занят вминистерствах.