Звенья одной цепи - Вероника Иванова Страница 20

Мамочка настолько опасалась за безопасность своего чада, что вытребовала для него дополнительное охранение? Влиятельная женщина, ничего не скажешь.

— Возможно, вы отправились бы в патрулирование и на следующую ночь, и ещё… некоторое количество раз. И если бы были исполнительны и неприметны, как все предыдущие десять лет службы, вам была бы выказана благодарность. Думаю, вы понимаете какая.

Разбежаться, что ли, и воткнуться лбом в стену? У меня, оказывается, был ещё один шанс устроить будущее, причём шанс надёжный, как крепостная стена. И я опять же собственными руками… Неужели Бож меня проклял? И когда только успел?

— Но вы вдруг повели себя иначе, чем я ожидал. Совсем иначе!

Захотелось оправдаться, пусть и с запозданием:

— Донос настрочил тот, кого я должен был охранять.

Лаолли махнул рукой:

— Разве это имеет какое-либо значение? Он, кто-то другой… Доноса вообще не должно было появиться, понимаете?

— Никто другой не стал бы доносить.

— Нужно было действовать иначе, — повторил управитель, делая вид, что не расслышал мои слова. — Но даже пусть бы с ним, с доносом… Что вы устроили потом? Зачем вам понадобилось возвращаться? Вы искали справедливость?

— Я просто хотел знать, эрте.

— Что знать?

— Почему он так поступил.

— Видимо, узнали. Но расстроили даму настолько, что мне стоило большого труда замять эту историю.

Если бы подробности были известны мне заранее, никакой истории не было бы. А с другой стороны… Полагалось всего лишь исполнить приказ, действуя в рамках строгих правил, и участники событий остались бы довольны. Особенно я сам.

— Я получил рапорт об изменениях, начинающихся в вашей плоти, сопроводитель Мори.

Ещё одна нерадостная весть. Может быть, хватит на сегодня?

— Это должно было произойти, рано или поздно. Конечно, я мог бы оставить вас на службе до крайнего срока, но, думаю, вы понимаете… Я этого не сделаю. В течение ближайших дней вас пригласят в Наблюдательный дом в последний раз, а пока можете отдыхать.

Вот так. На одной ноте, рассеянно-печальным тоном. Зачем только было ради разговора покидать кабинет и с утра пораньше ждать на морозе? Я мог бы всё то же самое выслушать в Сопроводительном крыле. Хотя у тамошних стен ушей явно больше, чем у здешних, а Лаолли всё же требовалось выговориться.

— Как прикажете, эрте.

Он не стал прощаться, повернулся и неторопливо пошёл вверх по улице. А я отправился вниз, причём во всех смыслах сразу.

Терпение было качеством, вложенным в меня стараниями родителей ещё в самом раннем детстве, а потом развитое и мной самим, не по доброй воле, но усердно. Так почему же оно вдруг покинуло меня? Всего-то и требовалось: подождать. Не предпринимать ничего, а плыть по течению, которое вот-вот должно было прибить мою утлую лодку к блистательному берегу. Утешает лишь то, что изначальные намерения оказались верными, и прилежное исполнение службы принесло свои плоды, увы, теперь недозрелыми валяющиеся у меня под ногами.

Несколько дней ожидания, и пинок под зад. Остаётся надеяться, что моё имя не попадёт в списки тех, кто вовсе неугоден на дарственной службе, тогда проще будет повеситься, чем продолжать жить. И надо придумать, что делать дальше, а для начала… обрадовать жену, тем более ноги уже принесли меня к порогу.

Порогу, который я переступил, как чужой.

Дома пахло степью. Вернее, тем, что я знал о степи со слов Лодии. Пахло травой, сожжённой солнечными лучами, пахло пылью, медленно оседающей на дорогу, оставшуюся за спиной, пахло свободой бескрайних просторов. А над облаком горьковатого, но не освежающего, а останавливающего дыхание аромата плыла музыка.

Я часто слышал, как жена терзает струны своей лютни, и ещё чаще просил её не играть при мне. О нет, она была вполне сносной музыкантшей, на улицах города приходится слушать куда большую мерзость, но звуки, вылетающие из-под пальцев Лодии, ничего не будили в моей душе. До сегодняшнего дня.

Это непременно должно было стать песней, протяжной, нарастающей по силе с каждым перебором струн, но пока это ещё оставалось мелодией. В ней слышался топот копыт, бряцание стали и клёкот стервятников, кружащих над полем будущей битвы. В ней звенела смертная тоска юного воина, ни разу ещё не лишавшего жизни своего противника, вдохновлённая буйным воображением и рассказами ветеранов, надрывная, наигранная и в то же время предельно искренняя. Скоро начнётся бой, и первыми погибнут фантазии, но их смерть заметят намного позже, чем на орошённую кровью землю упадут тела, и бездыханные, и ещё дышащие…

— Я дома.

Привычные слова показались неуместными, словно захватчики, вторгшиеся в чужую страну.

— Хорошо.

Она ответила, не прекращая играть. Сегодня меня не будут встречать у порога? Мир перевернулся с ног на голову?

Лодия сидела у окна, чуть склонившись над лютней, поглощённая своим занятием так глубоко, что даже её спина словно говорила: «Не мешай». Но если раньше это показалось бы робкой просьбой, то теперь мне почудился приказ.

Волосы были небрежно сколоты на затылке длинной шпилькой, стекали из-под неё на спину тремя густыми ручьями, в которые мне вдруг до безумия захотелось погрузить пальцы. Странно, жена никогда прежде не носила такой причёски, даже перед сном заплетая тугую косу, словно стыдилась неукротимости своих локонов. И узкие плечи выглядят по-прежнему хрупкими, но вовсе не беззащитными, а дерзко ощетинившимися острыми костями.

— Тебе сегодня никуда не нужно идти?

— Я ждала тебя.

Ни оттенка чувства. Страстностью Лодия не отличалась никогда, но последний раз, когда я разговаривал с ней, голос моей аленны звучал совсем иначе, а теперь кажется, будто всё, что трепетало в её душе, досталось струнам. Или моё воображение просто решило вдруг не на шутку разыграться?

— Я мог задерживаться и дольше.

Она молча кивнула, но не соглашаясь с моими словами, а всего лишь подавая знак, что слышала их.

— Мне нужно кое-что тебе сказать.

Мелодия с видимым неудовольствием умерила свою силу.

— Скоро меня уволят со службы.

Вместо ответа раздался рассеянно-насмешливый перелив.

— И я пока не знаю, чем займусь дальше.

Музыка равнодушно пожала плечами вместо Лодии.

Ничего не понимаю. Ей совсем неинтересно узнать о том, что спустя несколько дней нам придётся покинуть дом, оплачиваемый из дарственной казны? Странно. Аленна цеплялась за столицу руками, ногами и зубами, проявляя удивительное упорство, а теперь спокойно принимает весть, означающую крушение надежд, совместных и каждого из нас по отдельности. Может быть, не спала всю ночь, потому и находится в бесстрастной полудрёме?