Хроники Черного Отряда. Книги Мертвых: Воды спят. Солдаты живут - Глен Кук Страница 21

– Выходит, у нашего Дораби гораздо больше талантов, чем мы подозревали. Что еще ты умеешь, о чем нам следовало бы знать? Может, писать?

Разумеется, я не ответила.

– Где ты этому научился? Многие господа из бхадралока убеждены, что люди, не принадлежащие к касте жрецов, не обладают гибкостью ума, необходимой для постижения высокого стиля.

Я по-прежнему молчала.

Рано или поздно он что-нибудь предпримет, и тогда я среагирую соответственно. Я надеялась обойтись без крайних мер вроде уничтожения персонала библиотеки и похищения из нее того, что может пригодиться. Когда-то на таком образе действий настаивал Одноглазый. Если нужно – схитри. Не следует настораживать Душелов, а это непременно произойдет, если у нее под носом случится нечто из ряда вон выходящее.

– Молчишь? Что, нечего сказать в свое оправдание?

– Тяга к знаниям не нуждается в оправданиях. Еще шри Сондхел Гхоз, великий джанака, утверждал, что в Саду Мудрости нет каст.

Хотя в те времена касты значили гораздо меньше.

– Сондхел Гхоз имел в виду университет в Викрамасе, где желающий учиться должен был успешно сдать изнурительные экзамены, чтобы ему позволили войти под своды сего достойнейшего учреждения.

– Многие ли студенты, представители разных каст, неспособные прочесть «Панас и Пашидс», были к этим экзаменам допущены?

Сондхела Гхоза недаром называли джанакой. В Викрамасе изучали прежде всего религию джанай.

– Уборщик, который разбирается в религиях, уже не уборщик. Видно, и в самом деле настал Век Кади, когда все встает с ног на голову.

Кину в Таглиосе предпочитали называть Кади, имея в виду не самую ужасную ее ипостась. Имя Кина употребляли редко – вдруг Матерь Тьмы услышит и откликнется? Только обманники ждут ее появления.

– Где ты приобрел эти навыки? Кто тебя учил?

– Много лет назад начало было положено одним моим другом. После того как мы его похоронили, я продолжал учиться самостоятельно.

Все это время я не сводил глаз с лица собеседника. Для старого ученого, чья профессиональная закостенелость – предмет насмешек молодых копиистов, он казался на диво сообразительным. Возможно, был даже сообразительнее, чем казался. В этом случае он должен был догадаться: одно неосторожное слово – и его труп поплывет по реке, чтобы сгинуть где-нибудь в топях дельты.

Нет. Шри Сурендранату Сантараксите не приходилось жить в мире, где тот, кто читает и хранит в памяти священные тексты, успевает резать глотки и пересекаться с колдунами, мертвецами и ракшасами. Шри Сурендранат Сантараксита не думал о том, что с ним станет, если он сболтнет лишнее. Он был кем-то вроде святого отшельника, и заботило его лишь одно: сохранение всего хорошего, что есть в науке и культуре. Впрочем, это я поняла уже давно, понаблюдав за ним. Но не вызывало сомнений и другое: наши мнения о том, что считать хорошим, наверняка совпадают нечасто.

– Значит, ты просто очень хочешь учиться?

– Испытываю влечение к знаниям, подобно тому как некоторые испытывают влечение к удовольствиям плоти. Так было всегда. Это наваждение, и я не в силах ему сопротивляться.

Сантараксита чуть подался вперед, всмотрелся в мое лицо близорукими глазами:

– Ты старше, чем кажешься.

Я не стала возражать.

– Меня считают моложе из-за маленького роста.

– Расскажи о себе, Дораби Дей Банержай. Кем был твой отец? Из какой семьи происходила твоя мать?

– Вряд ли ты слышал о них.

Мелькнула мысль, что едва ли стоит развивать эту тему. Однако Дораби Дей Банержай имел свою историю, и я вживалась в нее на протяжении семи лет. Если просто не выходить из образа, все будет выглядеть вполне правдоподобно.

Играть роль. Быть Дораби, которого застали за чтением. А тем временем Дрема пусть думает, что будет делать, когда появится возможность снять личину.

– Напрасное самоуничижение, – сказал Сантараксита. – Возможно, я знал твоего отца… Если это тот самый Доллал Дей Банержай, который не смог воспротивиться призыву Освободителя и вступил в его легион, одержавший потом победу при Годжийском броде.

Я уже упоминала о том, что отец Дораби умер, – не отказываться же теперь от своих слов. Как могло случиться, что он был знаком с Сантаракситой? Банержай – одна из самых старых и наиболее распространенных таглиосских фамилий. О людях, ее носивших, упоминается и в тексте, который я читала совсем недавно.

– Наверное, это был он. Я ведь почти не знал его. Помню, как он хвастался, что завербовался одним из первых. Отец участвовал в походе Освободителя, когда потерпели поражение Хозяева Теней, и не вернулся с Годжийского брода. – Кроме этого, мне мало что было известно о семье Дораби. Я не знала даже имени его матери. Как такое могло произойти, чтобы во всем огромном Таглиосе я столкнулась именно с тем человеком, который помнил его отца? Фортуна и в самом деле богиня с причудами. – Ты хорошо его знал?

Если это так, библиотекарю, пожалуй, придется все же исчезнуть, иначе мое разоблачение неминуемо.

– Нельзя сказать, что хорошо. Скорее даже плохо. – Похоже, шри Сантараксита утратил интерес к этой теме; на его лице отражались беспокойство и задумчивость. Немного помолчав, он сказал: – Пойдем со мной, Дораби.

– Зачем, шри?

– Раз уж зашел разговор об университете в Викрамасе… У меня есть перечень вопросов, которые задают желающим там учиться. Хочу проэкзаменовать тебя, просто из любопытства.

– Я слабо разбираюсь в джанае, шри.

По правде говоря, я слабо разбиралась и в хитросплетениях своей собственной религии, а потому всегда опасалась, что кому-то вздумается меня экзаменовать. Другие религии не так тесно скованы рамками рационализма, коль скоро в них нашлось место для персонажей вроде Кины. Не хотелось бы напороться на какой-нибудь абсурдный риф, торчащий из морского дна моей собственной веры.

– Этот экзамен по сути своей нерелигиозен, Дораби. Он выявляет качества потенциального студента в области морали, этики и способности мыслить. Жрецы джаная не хотят давать образование потенциальным лидерам, которые затем приступили бы к исполнению своего долга, имея пятна тьмы на своей душе.

Коли так, мне и впрямь придется погрузиться в образ Дораби очень глубоко. У девчонки по кличке Дрема, веднаитки и солдата родом из Джайкура, душа чернее, чем ночная тьма.

И что ты потом сделала? – спросил Тобо.

Набив рот пряным рисом по-таглиосски, я ответила:

– Потом я пошла наводить в библиотеке чистоту.