Чародей звездолета «Агуди» - Юрий Никитин Страница 22

Каганов предложил:

– А давайте придумаем новое название Гнилому Болоту? Уменя тут пара подходящих вертится… Николай Степанович, не смотрите зверем, явас боюсь, пра-ативный!.. Все наши заслуги забудутся, а вот поменянное имяостанется.

– Идите вы, – предложил Окунев.

– Куда?

– Навстречу пожеланиям трудящихся, – угрюмопроизнес Окунев. – Вы уже переназвали нефтедоллар бензобаксом, достаточно.Господин президент, мы больше всех запоздали с реформой военного дела…

Новодворский сказал раздраженно:

– Кому сейчас нужны военные? США берут на себя тяжелуюи дорогостоящую миссию по поддержанию мира во всех регионах планеты. Радоватьсянадо! Они вон за нас Афганистан утихомирили. Вам на пенсию еще не рано?.. Тогдаподберем подходящую для вас работу… Ну, соответствующую вашим данным. Русскиене способны ни к чему, кроме пьянства и свинства, это однозначно сказал ещеСергей Адамович Ковалев – совесть нации!

– И еще сказал, – мрачно буркнул Громов, –что у нас преступный режим. Вот уже тысячу лет с момента прихода Рюрика. И дотого времени тоже был, потому что – русские свиньи, как же иначе? Так чтодавайте приступим.

Новодворский обогнул стол, я слышал, как в спину пахнуломясомолочным теплом от его демократически раздобревшей туши.

– Господин президент, – произнес он у меня надухом, – обращаю ваше внимание, что на Арбате снова замечены люди,продававшие «Майн кампф». Я настоятельно требую ужесточить меры по борьбе срусским фашизмом, русским шовинизмом и русским нацизмом! Весь мир и всепрогрессивное человечество не можут допустить, чтобы…

Боль в висках стала сильнее. Нажим демократов становится всемощнее, когда-то они меня дожмут, ведь я сам избран от демократов, я демократот ушей до пят, сдамся и подпишу приказ о полном запрете издания ираспространения литературы, в любой форме связанной с пропагандой… гм… новсякий раз останавливает, что стоит только начать, а там останавливатьсятрудно, стоит только внести в список труды Гитлера и Ленина, как требуютдемократы, как лист начнет расширяться, это неизбежно, потому что Гитлера иЛенина не отделяет от других мыслителей и политиков непреодолимая пропасть,всегда найдутся почти такие же, как Гитлер, только чуть-чуть демократичнее,всего на миллиметр ближе, их тоже придется внести, а затем и тех, кто рядом сэтими, нововнесенными…

Смотрят в ожидании ответа. Я собрался с силами и,преодолевая боль в висках, что начала расползаться на лобные доли, произнес какможно тверже:

– Запретами только подчеркнем их силу, их влияние. Еслиуж демократия, то всякое мнение может быть произнесено вслух. Кто это из ваствердит, что готов отдать жизнь, чтобы даже мнение противника было высказано?

Убийло сказал ехидно:

– Да есть тут один…

Окунев хмыкнул:

– Только он всякий раз добавляет: если это не мнениефашиста, коммуниста или конкурента.

Я закончил, держа голос на том уровне, чтобы не дрогнул,выдавая мою слабость:

– Не нравятся идеи Гитлера? Постарайтесь опровергнуть.Запреты – признание в слабости!

Сигуранцев взглянул на меня пристально.

– А мы, – спросил он негромко, – сильные?

Я огрызнулся:

– Надеюсь.

Он медленно кивнул, все еще не спуская с меня взгляда.

– Я тоже надеюсь, – сказал он со значением.

Каганов вздохнул, заговорил плачущим голосом:

– Ну что вы о каких-то фашистах?.. Ну чем они вам такинтересны? Тут о деньгах речь, а вы – о фашистах. Точно – русские, даже деньгивас не заводят, о политике готовы и в постели, ну точно поляки… Я прошуобратить внимание на недостаточное финансирование науки. Добавить надо совсемкрохи, но надо! Меньше, чем спроектировать и построить один-единственный боевойсамолет.

Я вздохнул:

– Глубокие бреши в бюджете могут оставить и мелкиерасходы. К сожалению, к нам опыт пришел вместе с долгами. Вы забываете, чтоРоссия взяла на себя долг всего СССР, в то время как бывшим республикамостались выстроенные на их территориях заводы, фабрики, аэродромы, склады,дороги… Сколько в этом году нам платить? Если бросить всю сумму не только навыплату процентов, но и на уменьшение общей суммы…

Окунев запротестовал:

– Народ этого просто не заметит, Дмитрий Дмитриевич!..А вот если поставите десяток пивных ларьков – оценят и проголосуют. Ну, за васуже не получится, так хоть за человека, которого порекомендуете.

– Вы на глазах уходите из лагеря демократов, –заметил я. – Что это с вами? Значит, вопрос стоит так: поступить на благостраны, но народ не заметит и не оценит, или же устроить цирк с раздачейбесплатных пряников на миллион долларов, а остальные девятьсот рассовать покарманам?

– Хорошо бы, – сказал Каганов, – да кудастолько? И так карманы рвутся: насовали туда уже столько, в Швейцарии банков нехватает.

Сигуранцев предложил ровным голосом:

– Может быть, перекурим? Никотиновое голодание приводитк алкогольному обжорству. Лев Николаевич, может быть, покурите с нами? Вдругврачи брешут про каплю никотина?

Босенко сказал язвительно:

– Не шутите с куревом. Одна капля никотина, и нам искатьдругого министра обороны…

Окунев взглянул без приязни, буркнул:

– Капля никотина yбивает лошадь, а капля Fairy yбиваетжиpного хряка.

Каганов сказал примирительно:

– Если капля никотина убивает лошадь, то сколько же вомне лошадиных сил? Эх, уговорили… Пить – вредно, курить – противно, а померетьв таком бардаке здоровым – жалко. Как насчет перекура, Дмитрий Дмитриевич?

Я покачал головой:

– Я взял себе за правило никогда не курить больше однойсигары одновременно. А потом и вовсе бросил. Всем курящим придется выйти затерриторию Кремля, здесь, как вы помните, уже не курят. Идите-идите!..Оставшиеся распределят деньги… справедливо.

Ксения принесла кофе, а потом, глядя на осунувшиеся толстыеморды, вздохнула сочувствующе, минут через десять появилась с кучейбутербродов.

Новодворский замер, прислушался, все повернули головы кэкрану. Каганов добавил звук, из огромного дисплея в комнату, казалось, летелиобломки взорванных автомобилей, окровавленные куски тел, взволнованный голоссообщил, что в штате Колорадо исламскими экстремистами взорван автомобиль возлешколы, погибло восемь человек, девятнадцать ранены.

Появилось хорошенькое кукольное личико телеведущей, оназатараторила быстро-быстро, волнуясь пышной грудью и закатывая крупные глазанебесно-голубого цвета: