Элегия Мёртвых - Дарья Кадышева Страница 32

– У меня нет желания спорить с тобой, – пояснил волк. – Это было просто предложение.

– Я бы с удовольствием принял его, – вставил белобрысый, карауливший поворот в коридоре.

– Зачем ты вообще пошёл с нами, если не хочешь биться? – фыркнул Конор.

Где-то на трибунах торжественно заныла фанфара, сообщая о начале игр. Он навалился на прутья ворот, до рези в глазах отыскивая хотя бы тени на императорских местах.

Ничего.

Трижды проклятое ничего.

– Затем, чтобы спасти Лету, – выпалил белобрысый.

– О, представь себе, мы тоже. Возьми себя в руки. Нас мало и будет меньше, если ты решишь отсидеться, пока мы рискуем своими шкурами, трусливая ты вошь.

Волколак уронил ладонь на плечо дёрнувшегося в сторону Конора белобрысого, останавливая. Такая уж у него была негласная обязанность – успокаивать оскорбившихся. Иногда, разумеется, и его приходилось оттаскивать от Конора.

Вернулись Бора и Хруго. Блондинка протянула волку связку ключей:

– Забыли про них совсем. Они от ворот.

С Арены раздался магически усиленный, незнакомый Конору голос. Речь звучала на имперском, а заклинание разносило её до самых далёких уголков. Трибуны подписывались под каждым словом, взрываясь овациями.

Нового из этого потока фраз Конор не узнал, лишь дёрнул бровью, оценив один из особо поэтичных плевков в сторону Торода и Сынов Молний. Голос упомянул Вайрьян, мятеж, величие Империи... и ни слова о полукровке.

– Куда вы тела спрятали? – поинтересовался он у блондинки.

– Их не найдут.

– Мне пойти проверить? Или вы точно убрали за собой?

Девчонка фыркнула и встала рядом с волколаком.

Игры начались.

Один за другим на Арену выходили рабы Империи, проливая кровь друг друга под бешеный рёв толпы. Легко было представить, что сехлины, из кожи вон лезшие для того, чтобы казаться благородным и цивилизованным народом, могли издавать подобные звуки – вопли жажды зрелища и крови. Трэллы у них в избытке, сколько бы их тут ни перелегло, истошно пытаясь выдрать себе лишний денёк существования, на их смену придут новые.

Их просто дохрена.

А ценность их жизней – пара медяков да текущий по венам нектар, который имперцы расточали направо и налево. Уже напились. Насытились до сблёву.

На какую-то секунду Конор почувствовал, за что бились Сыны Молний. Не просто за какую-то там свободу, отвлечённо витающую в помыслах и пламенных речах, а за право жить без страха быть растерзанным на той же самой Арене собственными соотечественниками, которым было страшно и они тоже не хотели умирать.

Но потом эта секунда прошла, и Конор глядел на бои с интересом, не отрекаясь от производимых на него впечатлений. Ведь там было, на что посмотреть. Он чаще был участником таких схваток, чем наблюдателем. Вид кромсающих плоть клинков и стремительных движений тел на грани своих сил был услаждал глаз.

Часть бойцов заведомо шла на убой. Другую же тренировали и обучали, чтобы они протянули подольше, развлекая публику своими танцами. Третья и вовсе была пленёнными солдатами или наёмниками, которые представляли из себя готовый материал, дополняющий нарисованную страданиями и кровью картину. Воинов подбирали так, чтобы сохранить баланс между ними и не допустить быстрого конца.

Имперцы знали толк в подобных развлечениях.

Блондинка и певун отправились караулить коридор после первой же схватки, не вынеся жутких плясок. Несколько боёв закончились ничьей, но плачевных исходов было больше – сегодняшними играми имперцы встречали первые дни весны, как никак. А чтобы что-то взошло на пробуждающейся земле, её нужно хорошенько удобрить. Жаль, что это было не более чем метафорой, ведь в Фулгуре, бесплодном царстве мороза и гибели, ничего съедобного не росло. Разве что множилось могущество и влияние сехлинов.

Освобождение Севера... Пожалуй, это была достойная цель, чтобы умереть за неё. Конора всё реже забавляли подобные бредни, лившиеся из уст его спутников. Порой и волколак вставлял своё сочувственное слово, хотя вряд ли его хоть сколько-нибудь заботили мучения чужеземцев. Конор же давно избрал собственную цель, ради которой был сегодня не прочь и помереть.

Кто он... Что он...? Без неё.

Пару раз им пришлось разыграть из себя молчаливых упырей, когда к выходу привели бойцов. Маскировка кровью работала, да и сопровождающие просто выполняли свои работу, не пытаясь заглянуть в их живые мордашки, налитые румянцем от волнения. Всё шло гладко. Конор отпустил в конце концов волколака прогуляться по коридорам и получше запомнить ходы, чтобы не потеряться, когда они будут бежать отсюда. Сам же он не отошёл ни на шаг от ворот за все эти часы.

Как только она выйдет, они появятся на Арене следом, схватят её и перебьют всех, кто встанет на пути. Всё просто. Всё и пройдёт просто.

Рискованный, но стоящий план.

Когда начало смеркаться, а в жаровнях вспыхнул хворост, осветив раскатанный кровавый снег, трибуны снова задрожали от громоподобного голоса, впитавшего в себя магию. Конор перестал дышать, слушая, как язык Соторнила произносит её имя. Но воздуха стало катастрофически не хватать лишь в момент, когда одни из дальних ворот приоткрылись, выпуская из чрева подземелья полукровку.

Что он ожидал увидеть?

Бледную тень той горделивой девчонки, что он знал прежде? Или раздавленную беспощадными ударами судьбы керничку, смиренно ожидающую свой конец?

И то, и другое, и десятки других скверных образов, которые крутились у него в голове всё это время, не оставляли ни на минуту, полосуя затупленными клинками.

На припорошенную снегом Арену с высоко поднятой головой ступила бестия в смертном теле, вслушивающаяся в единый хор голосов, скандирующих её имя. Толпа, что своими желаниями обрекла её на смерть, восхваляла её и приветствовала.

Королева Арены.

Несломленная.

Валькирии будут плакать, забирая её однажды с поля боя в Валгаллу.

– Конор? – сквозь толщу воды донёсся голос волколака.

Соторнил хоть сам понимал, кого он держал в неволе? Он не видел, сколько опасна и ярка была эта дикая искра, не затухшая под ветрами потерь и обречённости?

Она прошла на середину Арены с опущенным клинком, облачённая в имперские доспехи с открытыми руками и ногами. Когда она приблизилась, Конор разглядел её лицо лучше... и увидел осколок потемневшего солнца в единственном глазу.

И тогда наружу хлынула неизречённая доселе боль, вдавившая его пронзённое тысячами игл тело к воротам.

– Дай ключи, – прошипел он волколаку.

– Пока рано.

– Посмотри, что они с ней сделали! – взревел он. – Давай сюда сраные ключи...

– Рано! – выплюнул волколак, оторвав его от прутьев решётки, и прижался лбом к его лбу. – Одумайся, не то мы все погибнем здесь!