Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг Страница 93

— Ты в комитете, про который мне говорил Нат? — спросил ясе. — В комитете сопротивления, так, что ли?

— Нет, — сказала она. — Во всяком случае, пока. Джорджпредложил мне присоединиться. Мы с ним в семинаре по точным наукам. ДжорджГилмен. Ты его знаешь?

— Слышал о нем, — сказал я, судорожно сжимая трубку, —казалось, я не мог разжать пальцы.

— Про демонстрацию мне сказал он. Я поехала с ним и сдругими ребятами. Я… — Она умолкла, а потом спросила с искренним любопытством:

— Ты что — ревнуешь к нему?

— Ну, — сказал я осторожно, — он ведь провел с тобой целыйдень, так что, наверное, я ему завидую.

— Не надо. Он умен, и даже очень, но кроме того —убийственная стрижка и большие-пребольшие бегающие глаза. Он бреется, но такоевпечатление, что никогда не добривается. Приманка не он, поверь мне.

— А что?

— Мы не могли бы увидеться? Я хочу тебе кое-что показать.Много времени это не займет, но если я смогу просто объяснить… — На последнемслове ее голос задрожал, и я понял, что она вот-вот расплачется.

— Что случилось?

— Ты имеешь в виду — сверх того, что мой отец, наверное, непустит меня к себе на порог, после того как увидит “Ньюс”? К субботе он, ужконечно, сменит замки. То есть если уже не сменил.

Я вспомнил, как Нат признался, что боялся, что мать увидитснимок его ареста. Мамочкин паинька и будущий стоматолог задержан в Дерри задемонстрацию перед федеральным управлением без разрешения. Какой позор, о какойпозор! А папочка Кэрол? Ну, не совсем то, но почти. Папочка Кэрол как-никаксказал однажды “так держать”, и вот пошел служить на фло-о-о-о-от”.

— Он может и не прочесть заметку, — сказал я. — А если и да,так в ней фамилии не названы.

— Фото-гра-фия, — терпеливо сказала Кэрол, словно извиняятупице его тупость. — Разве ты не видел ее?

Я начал было говорить, что лицо у нее повернуто от камеры ик тому же в тени, но тут же вспомнил ее школьную куртку с “ХАРВИЧСКАЯ ГОРОДСКАЯШКОЛА” поперек спины. Да к тому же он ведь ее отец, черт дери. Он ее и вполупрофиль узнает.

— Так ведь он может фотографии не увидеть, — неловко сказаля. — Дамарискотта ведь далеко, и “Ньюс” там могут не читать.

— И собираешься прожить свою жизнь вот так, Пит? — В голосеее все еще было терпение, но явно на исходе. — Натворить что-то, а потомнадеяться, что никто не узнает?

— Нет, — сказал я. Мог ли я озлиться на нее за эти слова,если Эннмари Сьюси все еще понятия не имела, что на свете существует такая вотКэрол Гербер? Нет, конечно. Мы с Кэрол в браке не состояли, и вообще.., но обраке же и речи не было. — Нет, не собираюсь. Но, Кэрол.., ты же не обязанасовать чертову газету ему под нос, верно?

Она засмеялась. Не так весело, как когда упомянула про мойбампер, но я решил, что даже грустный смех лучше, чем никакой.

— Этого не понадобится. Он узнает сам. Он такой. Но я должнабыла, Пит. И, наверное, я присоединюсь к комитету сопротивления, хотя у ДжорджаГилмена всегда такой вид, будто он малыш, которого застукали, когда он совал врот то, что выковырял из носа, а хуже дыхания Гарри Суидорски во всем мире ненайти. Потому что.., дело в том.., видишь ли… — Мне в ухо ударил ее бессильныйвздох. — Слушай, ты знаешь, куда мы ходим курить?

— В Холиоуке? У мусоросборников, а как же?

— Встретимся там, — сказала Кэрол. — Через пятнадцать минут.Сможешь?

— Да.

— Мне еще много надо выучить, так что долго я остаться несмогу, но я.., я просто…

— Я приду.

Я повесил трубку и вышел из будки. Эшли Райе стоял в дверяхгостиной, курил и переминался с ноги на ногу. Я сделал вывод, что у негоперерыв между партиями. Лицо у него было слишком бледным, черная щетина нащеках смахивала на чернильные штрихи, а рубашка выглядела не просто грязной, нонесменяемой. У него был тот ошалелый вид, который позже я начал ассоциировать сбезнадежными кокаинистами. Собственно, “черви” и были своего рода наркотиком.Причем не из тех, которые обеспечивают бездумную беззаботность.

— Что скажешь, Пит? — спросил он. — Сыграем пару партий?

— Может, попозже, — сказал я и пошел по коридору. Стучакостылями, Стоук Джонс в старом облезлом халате возвращался из ванной. Егодлинные растрепанные волосы были мокрыми. Я прикинул, сколько времени оннаходился под душем, там ведь не было ни перил, ни ручек, чтобы держаться,какие стали позднее обязательной принадлежностью в ванных общего пользования.Однако, судя по его лицу, он вряд ли захотел бы обсуждать эту тему. Да и любуюдругую тоже.

— Как дела, Стоук? — спросил я.

Он прошел мимо, не отозвавшись, прошел, опустив голову. Поволосам, облепившим его щеки, ползли капли, под мышкой он сжимал мыло иполотенце, еле слышно бормоча:

"фви-Рви, рви-Рви”. Он даже не взглянул на меня.Говорите о Стоуке Джонсе что хотите, но подпортить вам день он умел как никто.

Когда я подошел к Холиоуку, Кэрол уже была там. Она принеслаот мусоросборников пару ящиков из-под молока и с сигаретой во рту сидела наодном, скрестив ноги. Я сел на другой, обнял ее и поцеловал. Она на секундуприжалась головой к моему плечу, ничего не говоря. Не похоже на нее, но всеравно очень приятно. Я продолжал обнимать ее и смотрел на звезды. Вечер былтеплым для поздней осени, и много народу — в основном парочки — вышло погулять,соблазнившись такой погодой. До меня доносилось бормотание их голосов. У наснад головой в обеденном зале радио играло “Держись, Слупи”. Кто-нибудь изуборщиков, решил я.

Наконец Кэрол подняла голову и чуточку отодвинулась от меня,давая понять, что я могу убрать руку. Вот это было более на нее похоже.

— Спасибо, — сказала она. — Мне было очень нужно, чтобы меняобняли.

— Всегда рад.

— Я немножко боюсь встречи с отцом. Не так чтобы очень, нобоюсь.

— Все будет хорошо.

Сказал я так не потому, что верил в это — откуда мне былознать? — но говорят ведь именно такие слова, верно? Именно такие.

— С Гарри, Джорджем и остальными я поехала не из-за отца.Это вовсе не великий фрейдистский бунт, вовсе нет.

Она бросила сигарету, и мы смотрели, как посыпались искры,когда окурок ударился о кирпичи Променада Беннета. Потом Кэрол взяла сумочку сколен, нашла бумажник, открыла его и пролистала снимки, вставленные вцеллулоидные окошечки. Потом вытащила один и протянула мне. Я наклонился, чтобыразглядеть его в свете, падавшем из окон столовой, где уборщики, возможно,натирали полы.