Плач к Небесам - Энн Райс Страница 103

А капельмейстер, довольный тем, что его поняли, не сталпродолжать разговор.

* * *

Итак, наступил день третьей годовщины его прибытия вНеаполь.

И в этом праздничном настроении, испытывая приятную эйфорию,Тонио еще более отчетливо понял, что маэстро Кавалла был прав.

Когда он вернулся в консерваторию, уже почти стемнело. Передэтим он заглянул в гостиницу «Ингилтерра» около моря и снял на ночь парукомнат. Он решил вечером привести сюда Гвидо, а перед этим зайти врасположенную поблизости церковь и послушать Каффарелли. Знаменитый певец ужебольше года находился в Неаполе и часто пел в театре Сан-Карло, однако Тониобыло важно услышать его именно в этот, особенный день.

Обнаружив, что классная комната Гвидо пуста, он отправился вего апартаменты.

Учитель уже был одет к вечеру: он облачился в купленныйТонио роскошный камзол из красного бархата. Когда Тонио вошел, Гвидо надевал набезымянный палец левой руки перстень. Его каштановые, почти шоколадного цветаволосы были аккуратно завиты и причесаны. Он надел новую пару белых шелковыхперчаток, и Тонио подумал, что в нем появился какой-то необычный лоск. На ногаху него были туфли с пряжками из горного хрусталя.

— А я ищу тебя с самого обеда, — сказалГвидо. — Я хочу, чтобы ты сегодня вечером поехал к графине пораньше. Слегкапоужинай и больше не пей вина. Это особая ночь, и ты должен делать так, как яскажу, и, пожалуйста, не ищи предлогов для отказа. Я знаю, что тебе не хочетсяидти туда, но ты должен.

— Когда это я не хотел туда ходить? — усмехнулсяТонио.

Гвидо никогда не казался ему таким привлекательным, как в теминуты, когда собирался в свет.

— Ты отклонил уже пять или шесть последнихприглашений, — напомнил ему Гвидо, — но сегодня ты просто обязанпойти.

— Почему же? — холодно спросил Тонио.

Он едва мог поверить иронии происходящего. Вспоминал, какДоменико когда-то тоже строил планы, снимал номер в той же гостинице, комнаты свидом на море. Он улыбнулся. Ну что он мог сказать?

— Графиня была в отъезде, ей пришлось перенести суровоеиспытание, и теперь она дает первый бал по возвращении. Ты ведь знаешь, чтоумер ее двоюродный брат, старый сицилиец, все эти годы живший в Англии. Таквот, ей пришлось перевозить его тело в Палермо, чтобы захоронить там. Вряд литебе когда-нибудь приходилось видеть похороны в Палермо.

— Мне вообще ничего не приходилось видеть вПалермо, — буркнул Тонио.

Гвидо перебирал ноты на столе.

— Ну, в общем, старика сначала нужно было отпеть вцеркви, посадив в кресло, а потом поместить в капуцинские катакомбы, рядом состальными его родственниками. Это подземный некрополь, где покоятся сотниусопших, кто стоя, кто лежа, и все хорошо одеты. За ними ухаживают монахи.

Тонио поморщился. Но ему приходилось слышать о такихобрядах. В Северной Италии ничего подобного не было.

— В графине, конечно, достаточно сицилийской крови, такчто ей было, в общем, все равно. Но вдова старика, юная англичанка, чуть невпала в истерику, едва увидела подземелье. Ее пришлось оттуда выводить.

— Нисколько не удивительно.

— В любом случае, графиня вернулась. Она выполнила свойдолг, похоронила кузена, и этот бал теперь просто необходим ей. Поэтомуприезжай туда пораньше, прошу тебя.

— Но я-то тут при чем?

— Графиня любит тебя, она всегда любила тебя, —сказал Гвидо и крепко обнял Тонио за плечи. — Но только не пей много вина,как я тебе сказал.

* * *

Когда он добрался до палаццо графини, там было темно. Онпокинул церковь сразу после того, как Каффарелли спел свою первую арию —классическое произведение для кастрата, которое одновременно захватило его иввергло в отчаяние. Нет, Тонио вовсе не вспоминал Венецию, ведь с тех пор емучасто приходилось слышать Каффарелли, и он просто жаждал насладиться вновь ивновь этим совершенством, этой страстью в голосе, этим пониманием тысячи вещей,которое ему так редко случалось видеть у других людей.

А еще он хотел, чтобы Каффарелли особым образом вдохновилего. Он хотел, чтобы певец, сам того не зная, придал ему храбрости, которой емутак недоставало.

Произошло это или нет, он так и не понял.

Но ему было приятно прийти в дом графини рано, до прибытиягостей. Он отдал плащ швейцару, сказал, что пока ничего не хочет, и побрел водиночестве по пустым комнатам. Простая мебель в сумерках казалась призрачной исловно парила над коврами, на которых проступали многоцветные орнаменты. Теплыйвоздух был свежим, в нем еще не чувствовалось ни дыма, ни запаха сгоревшеговоска, ни французских духов.

На самом деле Тонио был вовсе не против визита сюда, какдумал Гвидо. Он просто начал уставать от этого, особенно с тех пор, как пятьили шесть месяцев назад светловолосая девушка исчезла. Но может быть, онапоявится сегодня. Через распахнутые окна в дом вплывала душистая ночь, сострекотом цикад и ароматом роз, составлявшими, наверно, самую сущность юга.Даже невероятное число слуг казалось особенностью здешних мест, как будто этотдом давал пристанище всем нищим, которые, нарядившись в кружева и атлас,работали здесь за гроши.

Он вышел в сад. Ему совсем не хотелось, чтобы дом ожил. Но,оглянувшись назад, он увидел сквозь темноту только что покинутой гостиной, как вдали,в коридоре, появились музыканты с контрабасами и виолончелями на спинах. С нимибыл и Франческо. Он нес скрипку на плече, как мертвую птицу.

Тонио посмотрел на месяц в вышине, потом перевел взгляд наокружавшие его аккуратно подстриженные лимонные деревья, на слабо отсвечивавшиемраморные скамейки и вымощенную камнем дорожку, уходившую в темноту прямоиз-под его ног.

Он зашагал по ней. Чувствуя, как за его спиной все ярчеразгораются огни, прошел через калитку в розарий, расположенный, как он знал, полевую руку. Розы в этом цветнике были просто волшебными, графиня сама ухаживалаза ними. И ему захотелось, чтобы это блаженство не покидало его как можнодольше. Памятная дата вызывала разные мысли... Словом, ему хотелось побытьодному.

Но, войдя в розарий, он вдруг заметил вдалеке, за садом,поток света, идущего из маленького домика, неподалеку от задней стороныпалаццо. Двери были распахнуты, и Тонио неторопливо пошел к домику, на ходупроводя рукой по особенно крупным бутонам, а приблизившись, увидел сквозь дверивосхитительный ряд красок и лиц и еще нечто, похожее на кусок голубого неба.

Он остановился. Это была любопытная иллюзия. Двери походилина врата, ведущие в особый, перенаселенный и беспокойный мир.