Плач к Небесам - Энн Райс Страница 107

— Тонио, познакомься с синьором Руджерио, —сказала она, словно не было ничего невозможного в том, чтобы поговорить скем-то среди всего этого шума и славословия.

Он поклонился какому-то человеку, пожал ему руку.Почувствовал, что кто-то обнимает его, и увидел, что это пожилая маркиза: онаснова приложилась к его щеке сухими губами. Он ощутил прилив любви к ней, к еетусклым глазам, сморщенной коже и даже к ее руке, обнимавшей его, —похожей на конечность рептилии и в то же время удивительно сильной.

Потом рядом столь же неожиданно возник кто-то еще. Графинямежду тем разговаривала с тем человеком, синьором Руджерио, а потом вдруг толпаприжала их друг к другу, и графиня обвила Тонио рукой за талию. И вдруг егопронзило воспоминание.

— Графиня, — прошептал он. — Та молодаяженщина, светловолосая... — Он понял, что все это время ждал, когда жеувидит ее, и что ее просто здесь нет. Сердце у него упало, и он тут же замолк,хотя и продолжал жестами изображать ее пушистые волосы. — С синими,темно-синими глазами, — пробормотал он, — и с такими чудеснымиволосами.

— А, конечно же, ты имеешь в виду мою маленькую кузину,мою маленькую вдовушку, — сказала графиня, знакомя его с еще однимгосподином, оказавшимся англичанином из посольства. — Она в трауре,дорогой, в трауре по мужу, моему сицилийскому кузену... Но разве я нерассказывала тебе об этом? А теперь она не хочет возвращаться в Англию...

Она покачала головой.

Вдова!

Не ослышатся ли он? Теперь он кланялся кому-то еще. А синьорРуджерио говорил графине что-то явно очень важное, и вот уже графиня покидаетего.

Вдова. Но где же Гвидо? Его не было видно. Но потом Тониозаметил в другом конце зала маэстро Кавалла, а рядом с ним и Гвидо, и графиню,и этого маленького человечка, Руджерио.

Кто-то еще взял его за руку и искренне сказал ему, что унего великолепный голос и что ему надо дебютировать здесь, в театре Сан-Карло,а не ехать в Рим. И почему все по-прежнему вынуждены ездить в Рим?

Но он тем временем думал об одном: «Она вдова». Это какбудто окружало ее ореолом чувственности, делало более соблазнительной, болееблизкой, навсегда исключало ее из того недоступного хора девственниц, ккоторому, как он раньше считал, она принадлежала.

Теперь он перед всеми извинялся, напрасно пытаясь пробитьсяк стоявшим вдали Гвидо и маэстро Кавалла.

И тут он увидел, как из толпы к нему бросился Паоло, похожийв новом костюмчике на хорошенького маленького принца. Он быстро обнял Тонио.

— Что ты тут делаешь? — спросил Тонио,одновременно отвечая на поклон старого русского, графа Шержинского.

— Маэстро сказал, что я могу прийти послушатьтебя. — Паоло прильнул к нему. Он явно был так возбужден происходящим, чтопочти не мог говорить.

— Что ты имеешь в виду? Ты знал, что я буду петь?

— Все знали, — отвечал Паоло, тяжело дыша. —Здесь и Пьеро, и Гаэтано, и...

— Ох уж этот Гвидо! — прошептал Тонио.

Но он с трудом сдержал смех.

На этот раз он быстро удалился, захватив с собой Паоло, кактолько заметил, что Гвидо, маэстро Кавалла и незнакомый ему господин исчезли.

К тому времени как он добрался до коридора, они уже зашли вкакую-то гостиную. Все двери были закрыты. Ему пришлось постоять, чтобыуспокоить дыхание и просто насладиться возбуждением, которое он испытывал.

Он был так счастлив, что ему оставалось лишь закрыть глаза иулыбнуться.

— Так все знали, — сказал он.

— Да, — ответил Паоло, — и ты никогда не пеллучше, никогда. Тонио, я в жизни этого не забуду.

Вдруг его личико сморщилось: казалось, он вот-вот заплачет.

Он прижался к Тонио. В свои двенадцать лет мальчик былтоненьким, как тростиночка, и невысоким, его голова оказалась у Тонио подмышкой. От него исходила такая боль, что Тонио встревожился.

— Что случилось, Паоло?

— Прости, Тонио. Но мы приехали в Неаполь вместе. Атеперь ты уезжаешь. И я останусь один.

— Что ты говоришь? Уезжаю? Только потому, что...

Тут Тонио услышал голоса, доносившиеся из-за одной иззакрытых дверей дальше по коридору. Он ласково обнял Паоло, потрепал его поплечу, успокаивая его. Маленький флорентиец все еще боролся со слезами.

Спор тем временем продолжался.

— Пять сотен дукатов, — говорил Гвидо.

— Позволь мне утрясти это, — попросилкапельмейстер.

Тонио тихо толкнул дверь. В щелочку он увидел, что разговоридет с тем темноволосым синьором, Руджерио. Заметив Тонио, графиня поспешила кнему.

— Ступай наверх, прелестное дитя, — сказала она,выйдя в коридор и прикрыв за собой дверь.

— Но кто этот человек? — прошептал он.

— Я не хочу тебе этого говорить, пока все неустроится, — сказала она. — Пойдем.

В три часа ночи половина гостей все еще оставалась в доме.

— Милое дитя, — сказала графиня, закрывдверь, — совершенно случайно синьор Руджерио оказался здесь. И мы все былиуверены, что, стань это известно тебе, ты бы отказался спеть!

Несколько часов Тонио пришлось ждать одному в просторнойкомнате наверху, окно которой выходило на шумную улицу.

«Пять сотен дукатов! — думал он. — Это целоесостояние. Наверняка это какие-то театральные переговоры. Но о чем?»

Его охватывали попеременно страх и чувство ужасногоразочарования. И все же сам Каффарелли аплодировал ему! Нет, наверное, это былапросто любезность по отношению к графине. Тонио совсем запутался. Что все этозначило?

Подъезжали и отъезжали экипажи. Гости не торопилисьспускаться с крыльца, смеялись и обнимались. В неровном свете факелов наступеньках церкви напротив были видны силуэты лаццарони, которым в этупрекрасную теплую ночь не было нужды искать пристанище, и они могли просторастянуться под луной.

Тонио отошел от окна и принялся вышагивать взад-вперед покомнате.

На каминной полке тикали часы. Оставалось часа три дорассвета. Он еще не раздевался; наверняка Гвидо придет к нему.

А что, если Гвидо в постели с графиней? Нет, этой ночьюучитель не мог так поступить с ним. Да и графиня обещала, что придет, когда«все устроится».