Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус Страница 19

Возмутители спокойствия

Раннехристианские секты проходят долгий путь. Они меняются, распадаются, исчезают, а затем оформляются заново — их легко узнать в обновленческих движениях рубежа тысячелетий, которые ставят под сомнение вероучение официальной церкви. С такой же смелостью заявляют о себе и борцы-одиночки.

Франциск Ассизский [31] выбирает мягкий путь, собственной жизнью подавая пример возврата к бедности и раскаянию. Арнольд Брешианский [32] с пламенным красноречием заявляет господствующей системе об общинной бедности. Сам он заканчивает путь в 1155 году на костре, но его идеи пробивают себе дорогу, их признают и пытаются осуществить на практике целые общины. На горизонте появляются первые признаки Реформации, правда, еще в окраске раннего Средневековья. Идет борьба против социального неравенства, разоблачаются привилегии, корыстолюбие и высокомерие аристократии и духовенства, раздаются голоса против культа святых, иконопочитания и, в конце концов, против римско-ортодоксального толкования христианской традиции. Это движение осознает себя как буржуазно-демократическая оппозиция деспотизму Римской церкви. Его главная цель — священники из мирян и мирская Библия, а также усиление нравственной и общественной независимости от церкви.

В то же время на обочинах церковной жизни процветают ересь и тайные союзы. Манихеи проникают в Западную Европу через Далмацию, Болгарию и Италию и оседают в Южной Франции. Это движение еще содержит элементы восточного язычества и даже сохраняет древние культовые ритуалы и колдовские практики. Во Франции оно вызывает особенный резонанс, поскольку здесь на пороге нового тысячелетия еще можно встретить живые воспоминания о языческом прошлом. В некоторых церквях стоят изображения идолов дохристианских времен, кое-где сохраняются мистерии древних друидов. Это возможно благодаря отдаленности от Рима, а также экономической и политической независимости этой страны.

Несмотря на многочисленные исследования, сегодня уже не представляется возможным в точности реконструировать учения еретиков. Их культы осуществлялись в основном тайно, и, кроме того, количество сект было очень велико, так что, несмотря на их кажущуюся сплоченность, вряд ли можно вести речь о едином учении.

Тем не менее все вместе они опровергают воззрения Римской церкви. Христианский Бог понимается как враждебная жизни власть, преграждающая доступ к истинному блаженству. Из-за узости церковной морали Бог видится скорее основателем ущербного мира, полного предрассудков и запретов. Поэтому «чистые» отрекаются от Него и ищут спасение души в новых путях. Неподатливая враждебность христианства по отношению к телу получает жесткий отпор: еретики хотят жить в соответствии с новыми идеалами и по-другому переживать инстинкты, которые до сих пор спали в душе. Возникла потребность в новых богах, которые, не откладывая осуществление надежд на потом, сразу исполняют все желания.

Особенно сильное влияние приобретают еретики в Южной Франции, где они называют себя альбигойцами — по имени города Альби, одного из их центров, — или катарами, то есть «чистыми». С XI по XIII век они властвуют почти по всей Южной Франции; за ними стоит не только простой люд, но и привилегированные горожане и, что еще важнее, почти вся аристократия. Они — политическая сила, выбирающая своих епископов и священников, создающая собственный обрядовый церемониал. Вскоре катары становятся мощной, независимой в общественно-экономическом и духовном плане, уверенной в себе и влиятельной организацией — «антицерковью».

Катары не верят ни в ад, ни в чистилище. Они не доверяют Ветхому Завету; для них самая священная часть Писания — Евангелие от Иоанна, особенно пролог. Их учение очень чувствительно к спорным вопросам. Как и гностики, они постулируют вышестоящего и нижестоящего богов. Смерть Христа для них — лишь иллюзия, крест — позорный столб. Они отрицают свободу воли и рассматривают земное существование как экзамен, после которого каждый человек — если он выдержал испытание на земле — возвращается в подлинный, более высокий мир. Даже их злейший противник Бернар Клервоский хвалит последовательно аскетическую жизнь элиты катаров — «избранных» и «совершенных».

Однако точно так же, как их раннехристианские предшественники, далеко не все катары убеждены в благословенности аскезы. Их зачастую обвиняют даже в вакхических практиках. Впрочем, справедливо ли такое обвинение — вопрос спорный или, скорее, выходящий за рамки нашей компетенции. Бесспорной же остается основа для сексуальной свободы и доступности, ибо катаризм стремится освободить подавленные инстинкты человека и заменить нетерпимое христианское вероучение с его ограничительной концепцией.

Старые боги из языческого прошлого, неутратившие связи с природой и сексуальностью, празднуют теперь свое возрождение. Как в архаические времена, люди перемещаются в глушь, чтобы в лесах и пещерах служить богам похоти, которых так долго презирали. Так называемые ведуньи, наследницы жречества друидов, снова применяют чудодейственные силы лесных и степных трав и варят зелья всех видов. Религиозный экстаз, сексуальное возбуждение и наркотический дурман сливаются воедино. Очнувшиеся демоны открывают доступ в бездонные пропасти души, к ночной стороне бытия. Они взбаламучивают темный, таинственный осадок сознания и влекут хмельное человечество в подземное царство, где бог и зверь, судя по всему, еще представляют собой единое целое.

Катарские общины славятся тем, что владеют колдовскими чарами, располагают тайными средствами для лечения болезней, умеют унимать боль, предвидеть будущее и читать по звездам. Возрожденное язычество празднует свое освобождение из теснины христианства, которому оно вскоре начнет составлять серьезную конкуренцию, — тем более что катары, в отличие от тамплиеров, не ограничиваются статусом тайной организации, занятой внутренней деятельностью, а стремятся к экспансии и разворачивают мощную пропаганду. Таким образом им удается завоевать обширные области, которые формально находятся под господством римской церкви.

То, что нам известно о тайных еретических союзах Средневековья, кое в чем сопоставимо с эротическими культами античного мира, поскольку еретики простодушно исходят из эротического предназначения божества. Аппарат церкви они отвергают прежде всего потому, что в нем эти идеи осуществить не удается. Три главных таинства — крещение, причастие и брак — подвергаются критике как лишенные смысла. Катары отвергают крещение водой. У них молодой человек проходит духовное и огненное крещение, под которым подразумевается догматически замаскированная сексуальная мистерия. Катарская элита настаивает на необходимости аскезы, но эта позиция не противоречит мистерии, поскольку воздержание в повседневной жизни и сексуальный избыток в культе вполне сочетаются.