Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус Страница 20

Катары, еще не прошедшие крещения, называются верующими (credentes), а принявшие — совершенными, посвященными (perfecti). Но поскольку требования к посвященным настолько высоки, что многие не уверены, смогут ли их выполнить, некоторые принимают огненное крещение лишь на смертном одре, заключая еще при вступлении в тайный союз соглашение, гарантирующее им «добрый конец». Это ведет к тому, что многие верующие совершенно бесконтрольно утоляют вожделение, сохраняя при этом уверенность, что в конце жизни смогут в один день искупить свои грехи. Из-за распущенных собратьев по вере посвященные тоже попадают под подозрение, что в своей сексуальной распущенности служат дьяволу и приносят ему жертву.

Причастие хлебом, водой и вином катары полагают пустой аллегорией. Их форма причастия существенно сильнее и конкретней. Таинство брака также подвергается пересмотру. Все три обряда становятся сексуальными мистериями. Если крещение — это «посвящение в мистерию порока», то причастие — «обряд соития», а брак соответствует мистическому сексуальному акту.

Вскоре известия о кровавой сексуальной магии религиозных движений Южной Франции дошли до Рима. Вначале церковь довольствуется проклятиями в адрес новых учений. Но поскольку ей самой не удается творчески освоить актуальные тенденции времени и противопоставить языческой конкуренции что-то свое, иерархи в конце концов решают жестоко расправиться с «рассадником ереси».

Папа Иннокентий III призывает к крестовому походу против альбигойских сект. Он обещает высшие духовные и материальные блага наемному войску, которое в 1209 году вторгается в Южную Францию и с беспримерной жестокостью сеет смерть. Каждый, кто попадается в руки кровожадных орд, будь то еретик или христианин, может быть изувечен, опозорен, забит до смерти или сожжен. Мужчины, женщины и дети, всего свыше ста тысяч человек, пали жертвами этого осененного крестом похода. Цветущие города и богатые селения в течение двадцати лет подвергались разграблению и опустошались. Когда грабить стало нечего, а убивать — некого, войско разбрелось кто куда.

Следствием этой войны стал инквизиционный суд в Тулузе, который мечом, пытками и костром грозил каждому, кто навлекал на себя подозрение в ереси. С 1229 года ересь официально считается самым страшным преступлением. Борьбой с ней можно оправдать самые свирепые насильственные действия. Костры инквизиции горят по всей стране, однако «великая ересь» оказывается неискоренимой. Она вырастает из господствующего духа времени, воплощает инакость, посягательство на власть церкви и остается вечным бельмом на глазу у этой власти.

Тайные союзы и рыцарские ордены, по своим основным воззрениям не так уж сильно отличавшиеся от еретиков, тоже становятся предметом самых причудливых слухов. Несмотря на осторожное отношение к источникам и сообщениям того времени, из них все-таки следует, что и в этом случае речь идет о культе с эротическими чертами.

Центральную роль играет знаменитое сказание о Граале, ибо и его можно посчитать окутанным тайной повествованием о некоем христианском эротическом ритуале. Смесь архаичных жертвенных церемоний, магической фантастики и сексуальной экзальтации — мистерия чудодейственного Грааля одновременно и действительность, и легенда. «Грааль» буквально означает «сосуд», так называлась жертвенная чаша друидов. В христианском контексте Грааль становится сосудом для крови принесенного в жертву Христа.

Сказание о Граале привлекает наше внимание к печально известному ордену тамплиеров, который французские рыцари учредили в начале XII века для защиты паломников в Палестину. Однако вскоре орден все-таки связывают с окутанным тайной Граалем, что, в конечном счете, дает повод для его разгрома. Поначалу числящий своим прибежищем Храмовую гору в Иерусалиме, орден переносит резиденцию в Париж, где тамплиеры входят в контакт с катарами.

Близость тамплиеров к гностическому образу мыслей бросается в глаза. Они рассматривают мир, его законы, заповеди, учения, воззрения, а особенно христианскую догматику и мораль как творение низшего демиурга, противовес идеальному миру. Следовательно, то, что запрещено христианством или условностями, не только разрешено тамплиеру, но становится его непременным долгом.

Все дошедшие до нас ритуалы и символы тамплиеров имеют недвусмысленное эротическое значение. Во время церемонии приема в орден важную роль играли, по некоторым сведениям, поцелуи в интимные части тела магистра или его заместителя. Есть также сообщения об идоле, Бафомете, изображение которого почиталось на богослужении. Этот образ двуполый. Сопряженные с ним символы — змеи и буква «Т» — фаллические символы.

Мы не знаем, достоверны ли дошедшие до нас сведения, ясно одно: тамплиеры послужили образцом для бесчисленных орденов «посвященных Богу рыцарей», без которых немыслима общая картина Средневековья. Они — синтез всех средневековых еретических движений и одновременно — большое исключение. Тамплиеры выделяются своим аристократическим происхождением и неистощимостью финансовых средств.

Однако влиятельному ордену приходит ужасный конец. В 1307 году французский король Филипп IV велит арестовать всех французских тамплиеров и учинить над ними судебный процесс. Большинство гибнет на костре [33]. В качестве причины судебного преследования называлось подозрение в ереси и сомнительных ритуалах. Впрочем, по всей вероятности, король просто хотел разделаться с могущественным орденом и присвоить его несметные богатства.

С. 119. Муж притворяется спящим, в то время как жена отдается любовнику. Фрагмент эротической иллюстрации к шванку, XV в.

С. 120. Свадебная церемония (фрагмент). Миниатюра из еврейской рукописи. Милан, 1436 г.

Если говорить о сексуальной стороне супружества, то мужчина — если он осознает собственное превосходство — в случае необходимости всегда сможет подкрепить свой авторитет телесным наказанием. Но это вовсе не значит, что женщины против такой мужественной грубости, и странные методы любовных ухаживаний вполне могут им понравится. Однако, несмотря на всю сладость запретного плода, несмотря на соблазн тайно провести ночь в объятиях возлюбленного, он не в силах заменить брачный союз. Правда, брак, подобный долгому и спокойному течению реки, не в состоянии ни регламентировать, ни направлять сексуальное желание. К тому же двойная сексуальная мораль позаботилась о том, чтобы долг супружеской верности — как в правовом, так и в нравственном отношении, — за редким исключением связывал только супругу, но не супруга. «Тристан и Изольда», грандиозный гимн средневековой любви, одновременно возвышает прелюбодеяние. Для рыцаря особая прелесть заключается именно в таинственности и опасности — они словно бросают вызов его мужественности и находчивости. Они куда притягательней, чем возможность быстро завоевать симпатию наивной девушки или наспех воспользоваться любовью молодой крестьянки, для которой этот быстрый физический контакт не будет иметь особого значения.