Лапти сталинизма. Политическое сознание крестьянства Русского Севера в 1930-е годы - Николай Кедров Страница 22

Нестабильности политической обстановки сопутствовали ухудшение экономической ситуации в деревне, падение уровня жизни крестьян. Так, в ходе Грязовецкой районной конференции бедноты и колхозников один из ее участников очень остро среагировал на ухудшение экономического положения, что называется, поставив перед лицом власти вопрос ребром: «Почему вино стоит 10 р. 50 к.?» [161] Конечно же, по большому счету это забавный пример, однако он отражает общую тенденцию. Документы этого времени пестрят жалобами крестьян на то, что страна идет к разрухе, в колхозах нет хлеба, там грабят мужиков, что, работая в колхозах, не купить ни штанов, ни платья, колхозники живут на полуголодном пайке или и вовсе голодают и т. д. [162] Эта информация была прямо противоположной официальным сводкам, в которых говорилось о росте благосостояния советских тружеников, широко транслируемым пропагандой. Совершенно ясно, что в северной деревне ухудшение экономической ситуации связывалось именно с введением колхозов. Нередко крестьяне сравнивали свое нынешнее положение с тем, как они жили до революции. Существовало две стратегии подобного сравнения. Первая из них предполагала идеализацию жизни при старом режиме, где присутствовали достаток и свобода хозяйственной деятельности. В соответствии со второй стратегией создание колхозов ассоциировалось непосредственно с введением второго крепостного права в деревне. Нет ничего удивительного в том, что мотив резкого ухудшения условий жизни большей части крестьянства мог служить оправданием девиантной активности.

Помимо подобного рода кратких, скорее эмоциональных оценок в отдельных случаях мы можем наблюдать и некое подобие массовых представлений крестьян о характере и перспективах экономической ситуации в стране. Во всяком случае, документы зафиксировали сравнительно частое выдвижение крестьянами лозунга свободы торговли, требования развития крестьянского хозяйства, снижения темпов индустриализации, признания негодности советской промышленной продукции [163]. В деревне Монастырь Плесецкого района сотрудники ОГПУ обнаружили листовку, содержащую элементы пародии на советский политический плакат того времени с явными вкраплениями официальной риторики. Дословно в ней говорилось следующее: «Объявление. Крестьяне довольно терпеть нам от хулиганских властей и законов, снова возьмемся ко братцы за дело, разобьемте весь прах до основания хулиганского совета, чтобы не вонял на свете не врал, не грабил и не врал [так в документе. — Н. К.] довольно с[м]отреть хулиганам и обманщикам в рот. Да будем добиваться полной свободы, до частной торговли, чтобы не смотреть более от хулиганов грабленого мужицкого куска. Да здраствует хулиганская лесозаготовительная заготовка на 50 % на 1929/30 году. Это должно быть выполнено» [164].

Впрочем, самостоятельное осмысление ситуации оставалось, вероятно, уделом немногих, более образованных жителей деревни. Ярким примером подобного мыслящего крестьянина может служить В. А. Тихомиров из деревни Корбаньга Свердловско-Сухонского района. Человек с богатым жизненным опытом, в свое время участвовавший в работе партийных съездов и лично слышавший речи В. И. Ленина, он внушал ужас местным партийным агитаторам, не способным противостоять ему в споре. Интересными представляются и его политико-экономические воззрения. В частности, один из идейных оппонентов В. А. Тихомирова, пусть и крайне тенденциозно, следующим образом пересказывает его выступление перед крестьянами Корбаньги: «Тихомиров первый заводит разговор. Политика партии и советской власти по отношению к крестьянству неправильна. Все время жмут и давят кр[естья]н. Чем все это кончится. И когда дадут нам свободу развития. Правительство должно дать крестьянину полную собственность на землю. Без этого мужик работать не будет и что бы не писали и не говорили, а мощность с[ельского] хоз[яйства] не поднять. Нужно строить политику так, чтобы кр[естьяни]н жил и развивался т. к. ему хочется, нужно мужика оставить в покое. Колхозы это все вздор и чепуха, на них никогда ничего не выходит и не выйдет крестьянину нужно отбросить от себя все эти социалистические бредни, а нужно вернуть капитализм, без него кр[естьяни]н погибнет» [165]. Разумеется, подобные деревенские Ермилы Гирины [166] были немногочисленны, да и шанс разделить предполагаемую судьбу некрасовского героя в условиях сталинской юстиции 1930-х годов был у них значительно больше, тем не менее они обладали серьезным влиянием на крестьянские массы. Важно подчеркнуть и то, что наиболее вдумчивые из крестьян не могли не увидеть усиливавшейся конфронтации между властью и крестьянством. Тот же В. А. Тихомиров говорил: «Все же интересно, чем все это кончится. Или власть большевиков победит крестьянство, или крестьянство победит власть». Таким образом, конкретная ситуация оценивалась им в категориях военных действий. А ведь все это могло послужить импульсом для массовых выступлений. Услышав «правду-матку» от подобной Тихомирову харизматической фигуры, крестьяне запросто могли пойти чинить свой справедливый суд в деревне.