Тайны тамплиеров - Лин фон Паль Страница 39

Но до того как начать процесс против Ордена храма, Филиппу еще пришлось воспользоваться услугами рыцарей. Вполне вероятно, что они спасли ему жизнь.

С 1 октября 1306 года Филипп объявил введение в государстве новой, полновесной серебряной монеты. Об этом поспешили разнести весть во все уголки страны специально снаряженные для оглашения королевского указа гонцы. Как все тщеславные люди, король весьма любил, переодевшись в простонародное (с его точки зрения) платье, прогуливаться по улицам Парижа. Он заходил в лавки, посещал рынки, стремился затесаться в толпу, чтобы своими ушами услышать, как о нем отзываются его благонамеренные подданные. В тот злосчастный день король тоже переоделся и отправился в народ. Однако то, что он услышал, не было приятным для королевского уха. Народ, который уже два десятилетия жил с «плохими» деньгами, теперь оказывался в ловушке: ныне обесценивались уже не деньги, а сами товары. Призрак голода замаячил на горизонте. Париж бурлил. И надо же случиться такому несчастью, переодетого короля заметили в недовольной толпе, к нему уже тянулись руки, кто-то пытался прижать короля к стене и совершить над ним быстрый и справедливый суд. Филипп перепугался. Вполне вероятно, что в этот момент он призывал на помощь ангелов небесных. Явились, однако, не ангелы, а рыцари — в белых плащах и с алыми крестами на груди, они точно ножом разрезали толпу, выставили перед собой щиты и образовали длинный спасительный коридор — от рынка до самого Тампля, столичной резиденции тамплиеров, где после изгнания со Святой земли находилось их столичное командорство. Король прошел между неколебимыми как скала рядами рыцарей и оказался за высокими стенами гостеприимного замка. Оправившись от первого шока, он стал присматриваться к Тамплю. Именно здесь уже долгое время хранилась казна короля: под защитой честных рыцарей она была в безопасности. К несчастью для тамплиеров, у Филиппа были зоркие глаза. Он заметил и роскошь в Тампле, и богатую отделку залов, достойную разве что монархов. Эти вещи он быстро улавливал, и скорее всего в момент, спасительный для короля и несчастный для тамплиеров, монарх понял, как можно одним разом решить все государственные проблемы. Король нашел того «богатого Буратинку», которого можно принести в жертву, чтобы получить все его имущество.

А за стенами вспыхнули беспорядки. Парижане, недовольные новой политикой короля, выражали свой гнев. Им даже удалось захватить кого-то из королевских чиновников. И такое выражение «восторга» проходило по всей стране. Обеспокоенный Ногарэ, стремясь перевести стрелки, поспешил указать на «истинных» виновников бедствий народа. Ими, конечно же, оказались евреи. И при предыдущих монархах все беды народные нередко списывали на евреев, недаром один из наносных островков на Сене получил название еврейского — там в свое время было сожжено немало людей этой национальности, обвиненных во всех смертных грехах. И вот теперь Ногарэ предприимчиво объявил, что все беды народа не от плохих денег, а от ростовщиков и менял, а король издал указ о выдворении этих нелегалов за пределы страны. Начавшиеся еврейские погромы быстро отвели подозрение в порче денег от короля, а имущество богатых евреев перешло в государственную казну.

Но о том, что король увидел внутри неприступного Тампля, он не забыл.

Тамплиеры стояли на очереди следующими.

И хотя спустя десятилетие Жоффруа Парижский в стихотворной хронике оценил действия короля по заслугам: «Ты брал сотую часть, ты брал пятидесятую, ты брал так много займов, король… В твоих закромах должны быть деньги тамплиеров, евреев и ростовщиков. Ты обложил налогами и податями ломбардцев. Никогда до тебя короли не обращались так плохо со своим народом… На смертном одре короля охватило раскаяние… В его время больной была вся Франция, и у народа мало причин для того, чтобы оплакивать его кончину», рыцарям от этого легче не было, потому что их могущественный Орден был унижен и запрещен.

Король завидовал тамплиерам, поскольку они были непомерно богаты и зачастую обладали той властью, о которой он и мечтать не мог. Папа обижался на своих рыцарей, поскольку любая попытка установить над ними контроль ни к чему хорошему не приводила. И папы, и короли — все они видели, что Орден вкладывает невозможные деньги, занимаясь строительством, которое не под силу никакому другому ордену, как бы его ни снабжали. Сколько командорств они построили по всей Франции? Сколько возвели храмов, причем не каких-то сельских церквушек, а вполне достойных — таких, как Нотр Дам или Реймсский собор. Они нанимали самых высокопрофессиональных мастеров, чтобы их храмы стояли века. Откуда эти деньги? Сколько шпионов в Орден ни засылали, ответа, скорее всего, не получили. Тамплиеры умели хранить свои тайны. Вся их система была организована так, что посвящение в тайны давалось только избранным, а таковых было не так уж много. В чем-то эта система посвящения была сходна с организацией тайного братства «совершенных», то есть катаров. И некоторых тайн не знали даже высокопоставленные братья. Тайна, что за океаном лежит Новый Свет, была именно из таких. И тайна, что церковь придумала «нужного» себе Христа и заставила всех в него поверить, — была второй такой тайной. За первую Орден пустили бы «в расход» все, кто желает обогатиться. За вторую — те, кто жаждет держать в своих руках мир. Впрочем, оба «желающих» нашли друг друга.

Король Филипп Красивый засылал к тамплиерам своих доверенных лиц, но толку от них было немного. Он и сам попытался вступить в Орден и стать его Великим магистром, но королю вежливо отказали, сославшись, что в Уставе запрещено совмещать две эти должности. Недовольны поведением тамплиеров были и папы. Рыцари все чаще отказывались становиться карателями и идти войной против христиан в Европе. А когда они наконец-то получили Кипр и стали считать себя полными хозяевами мира, ничуть не хуже папы и короля по статусу, терпение и у Филиппа, и у папы лопнуло. Тем более что советник короля Гийом де Ногарэ со слов изгнанного из Ордена брата Флуарана рассказывал какие-то совсем уж дикие истории. В Европе полным ходом шла борьба с еретиками, дымились костры инквизиции, поэтому разделаться с непонятливыми рыцарями было несложно — достаточно обвинить в ереси. И можно завладеть сказочными богатствами, которые не дают спокойно спать! Только бы не узнали, не ускользнули, не успели спрятать сокровища… И для вида поддерживая дружеское расположение к рыцарям Храма, Филипп задумал сатанинский план. Сначала он уведомил папу Климента Пятого, будто у него имеются бесспорные доказательства, что рыцари Храма замечены в ереси и содомии. А всем бальи и сенешалям Франции он разослал особые письма, вскрыть которые они должны были накануне 13 октября 1307 года, ночью. Письма были предусмотрительно отправлены 14 сентября. Между тем, король делал вид, что все идет нормально, даже пригласил Великого магистра Жака де Молэ на похороны жены своего родного брата точно за день до ареста, 12 октября, и тот держал траурный шнур ее балдахина… А на рассвете по всей Франции прошла волна арестов. В одном только парижском Тампле взяли сто сорок братьев…

Все мы немного боимся числа тринадцать, а особенно, если тринадцатое число месяца выпадает на пятницу. Но где корни столь странного суеверия? Разгадку не стоит искать ни в древних текстах, ни в том, что тринадцатым апостолом считался Иуда, ни в том, что пятница — нехороший по астрологическим показаниям день. Все намного проще. То злосчастное утро 13 октября 1307 года приходилось на пятницу. Пятницу, тринадцатого дня месяца. И всякий раз, вздрагивая в суеверном предчувствии, мы таким странным образом поминаем тени погибшего Ордена. Специально ли выбрал Филипп такую дату для ареста? Скорее всего — нет. Он просто учитывал, что нужно оповестить всех бальи и сенешалей по всей стране и на это требуется не меньше месяца, а дата — воля случая. Поскольку письма были разосланы 14 сентября, то месячный срок выпадал на 13 октября. Тем не менее этот «случай» так врезался в наше сознание^ что стал черной датой для любой пятницы, выпадающей на тринадцатое число, а не только для пятницы 13 октября! Из одного этого исторического экскурса вы можете понять, что означало для людей само событие. Ведь ни поражения в каких-то сражениях, ни массовые казни не стали поводом для образования связи между числом и днем недели, когда произошли. И только пятница 13 октября прочно закрепилась в памяти как число дьявола.